Коктейль из развесистой клюквы

   И тут справа от нас, за высоким барьером живой изгороди, что-то грохнуло. Благостную тишину распорол басовитый матерный рык, и над кустами взвился столб белой пыли. Сверкая в свете близкого фонаря, пылинки заплясали в воздухе.

   – А… что это? – нервно сглотнула Ирка.

   – Пойдем посмотрим? – предложила я, заинтригованная энергичным шевелением кустов.

   – Еще чего! – Ирка проворно передвинулась на дальний край скамейки. – А если там буйнопомешанные? Я не сумасшедшая, чтобы связываться с психами!

   – Не вибрируй! – усмехнулась я.

   – Это не я, это мой мобильник. – Подруга поспешно вытащила из кармана содрогающийся телефон. – Алле?

   Трубка заревела, как носорог. Не только Ирка, но и я в метре от нее слышала гневный рык Сереги Лазарчука.

   – Что с вами происходит, идиотки? – кричал капитан. – Вы где?

   – Чего это он? – Ирка удивленно посмотрела на мобильник и с большим достоинством ответила: – Чего орешь? С нами все нормально, мы в дурке.

   – Уже посадили? – чуток спокойнее спросил Лазарчук.

   – Почему – посадили? – обиделась Ирка. – Мы сюда сами пришли.

   – Думаете закосить под дурочек?

   Ирка отняла мобильник от уха и посмотрела на него так, словно видела впервые. Я порывисто отняла у нее трубку и с вызовом спросила свирепо сопящего капитана:

   – Зачем нам косить? Не ты ли утверждаешь, что мы и есть самые настоящие идиотки?

   – Ты, шатенка в вишневой помаде! – непонятно обругал меня Серега. – Быстро чеши домой и сиди там, пока я не приеду! И блиннолицую подругу свою с собой захвати!

   Трубка рассерженно загудела.

   – Я не поняла, он назвал меня бледнолицей? – сморщила лоб Ирка. – А тебя, стало быть, краснокожей?

   – Про мою кожу, кажется, речи не было, – заметила я.

   – Он сказал, что ты в вишневой помаде, – напомнила подруга.

   – Но не по всей же морде! – возразила я.

   Переглянувшись, мы дружно полезли в сумки за зеркальцами.

   – Вполне нормальная морда, – полюбовавшись своим отражением, успокоилась Ирка. И тут же взвизгнула: – И-и-и!

   Я поспешно обернулась. К нашей лавочке быстро семенил дядька с полутораметровой деревянной рейкой толщиной в палец. Если я не ошибаюсь, такое погонажное изделие называется «штапик», его используют при остеклении окон. Поскольку никаких окон поблизости не наблюдалось, были основания предполагать, что гражданин намерен использовать свою рейку как-то иначе. Например, поколотить ею кого-нибудь. Например, нас!

   Не сговариваясь, мы с подругой вскочили с лавочки и зайчиками отпрыгнули к кустам.

   – Девки! – с натугой закричал нам дядька, не сбавляя хода. – Отойди, з-зашибу-у-у! – Семеня в полуприсяде, мужик перекосился так, словно в руках у него была не невесомая рейка, а рессора от трактора «Беларусь».

   Затрещали ветки – это мы с Иркой вжались спинами в колючие кусты. Грозный дядечка с ветерком пронесся мимо.

   – Уф-ф… – выдохнула Ирка. – С ума сойти можно!

   – А мы вылечим! – успокаивающе пообещал, выходя из темноты, уютно улыбающийся профессор Топоркович.

   – Нет уж, лучше вы к нам! – пробормотала Ирка.

   – Доктор! – обрадовалась я. – Ну, как там наша девушка?

   – К утру будет в полном порядке, – пообещал эскулап. – Промывание желудка, капельница с глюкозкой и восьмичасовой сон приведут ее в норму. Ваша подруга всего лишь слегка перебрала снотворного.

   – А… – глубокомысленно сказала Ирка.

   Позади нас, за кустами, снова что-то грохнуло так, что земля под ногами содрогнулась. Дребезжа и лязгая, по песчаной дорожке лягушкой проскакало жестяное ведро – помятое, в серых пятнах раствора.

   – Доктор, что у вас там? – не выдержала Ирка.

   – Хотите посмотреть? – обрадовался профессор.

   – Нет!

   – Жаль. У нас там строительство – мы делаем пристройку к флигелю, – с гордостью поведал нам Топоркович. – Наняли бригаду украинских строителей, да и свои силы отчасти используем. Для наших пациентов работа на стройке – замечательная трудотерапия.

   – Так это была трудотерапия? – вспомнила я дядечку со штапиком.

   – Простой созидательный труд очень хорошо успокаивает, – авторитетно заявил профессор.

   – Твою дивизию, мать-перемать, в душу двадцать! – дико проорал кто-то со стороны стройки.

   – Действительно, успокаивает, – пробормотала я.

   – Извините меня, сударыни, я вынужден вас оставить! – Топоркович округлил глаза за очками, воинственно вздернул бородку и спешно проследовал по пути, который проторило ему ведро с цементом.

   – Ничего-ничего, мы сами найдем дорогу к выходу! – крикнула в спину доктору Ирка. Потом она обернулась ко мне и шепотом рявкнула: – Ну, что ты стоишь? Пошли из этого дурдома!

   Мы бок о бок покинули богоугодное заведение, сели в машину и поехали. Ирка отчего-то была сурова и молчалива. Я ее не беспокоила, терпеливо ждала, пока подружка придет в нормальное расположение духа.

   – Куда мир катится, а? – со вздохом вопросила Ирка минут через пять. – Психушка расширяется! Сумасшедшие уже не помещаются в дурдоме!

   – Массовый психоз! – поддакнула я, с интересом ожидая продолжения. Подруга промолчала, и я поторопила ее: – Ну, а тебе-то что?

   Ирка скосила на меня печальный, как у загнанной лани, влажный глаз: