Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

И нашел святой беса, стоящего конем оседланным, на том месте, где повелел. Сел на него Иоанн и той же ночью оказался в Великом Новгороде, в келье своей»[111].

Потом Иоанн, как и обещал, отпустил беса, но тот вскоре-таки отомстил святителю, прикинувшись девицей, выходившей из его кельи. Горожане сочли Иоанна блудником и изгнали, отправив на плоту по Волхову. Но плот вдруг поплыл не по течению к Ладоге, а напротив – к озеру Ильмень в сторону Юрьева монастыря. Тут новгородцы опомнились и стали молить святого вернуться на кафедру. Иоанн снизошел к слабоверным ради их укрепления.

Стоит отметить, что перемены течения у Волхова случаются. В древности это многих шокировало, и такие случаи записывали. В частности, при Илье-Иоанне в 1176 г. Волхов 5 дней тек в обратном направлении[112]. Вполне возможно, что у записанной Пахомием Логофетом легенды есть древняя устная основа.

Между прочим, Илью-Иоанна нередко идентифицируют с тем Ильей, который известен своими каноническими вопросами епископу Нифонту – «Ильино вопрошание», вошедшими третьей частью в «Вопрошание Кириково» (1136–1148 гг.). Илья интересовался там магическими обрядами. Например, темой любовного заклятия (ст. 14):

«А иногда жены делают так: если разлюбят их мужья, то омывают [они] тело свое водою и дают ту воду мужьям [пить]. Повелел [владыка] дать [за то вот какую] епитимию: на 6 недель в течение того года [отрешить] от причащения».

Или общением с колдунами в экстренных обстоятельствах – в случае болезни (ст. 18):

«Если ради детей, когда те заболеют, женщины совершают что-либо [непотребное], или несут к волхвам, а не к попу на молитву – за то епитимия шесть недель, или три, если будут [матери] молоды»[113].

О пережитках язычества много указаний у самого Кирика (ст. 33, 50, 74 и т. д.). В XII в. на Руси это было актуально. Все эти вопросы-ответы уже в XIII в. вошли в своды общеупотребимых церковных правил, Кормчие книги, и были повсеместно хорошо известны. Илья определенно связывал нечестивые обряды и суеверия исключительно с женщинами, которые могли мстить ему за это, играя на противоречиях и сочиняя обвинения в прелюбодеяниях.

Примечательно, что в вопрошании Ильи содержится прямое осуждения паломничеств в Иерусалим (ст. 22):

«[Есть такие], кто приносили клятву, собираясь [идти] в Иерусалим». Велел мне епитимию [за это] дать: “Эта клятва, – пояснил, – губит землю ту!”»[114].

Так же у Кирика (ст. 12). Праздные путешествия отвлекали людей от хозяйственной жизни, были опасны и сопровождались развратом, грабежами, похотью, а то и смертью. Русские священники в XII в. всячески старались им препятствовать, заботясь о благополучии общины и здоровье прихожан. Поездка-полет Иоанна к гробу Господню – очередной парадокс. Казалось бы, он осуждает подобные вояжи, но если быстро, то можно. Тем более что бес подвернулся расторопный.

Иоанн (архиепископ Илья), вероятно, почитался хранителем древних порядков, то есть намекали, что «волшебство» над Сергием – это его, чудотворца, вмешательство. Или же наоборот – Сергий выступал бесенком, заклятым в сосуде мудрствования, обезумевшим. Как бы то ни было, но колдовская атака случилась. И лукавый вышел из нее победителем: москвич сошел с ума («отняша у него ум волшебством»).

Скорее всего, ситуация сочеталась с тем, что в те годы в Новгороде получила распространение «ересь жидовствующих», с которой боролись московские ставленники. Она быстро распространялась, охватывая умы, в том числе в столице. Бой был труден и долог. Святителям пришлось самим погрузиться в исследование соответствующих текстов и практик. Один – Сергий, – судя по всему, не справился, а сменивший его Геннадий в итоге превзошел нечистого.

* * *