До 1598 г., понятно, главным поводом для привлечения этих зарубежных «математиков» и «алкимистов» было здоровье царицы Ирины Федоровны, но тем дело не ограничивалось. Вопросы трансмутации – преображения одного вещества в другое путем сочетания материальных и духовных операций, нагревания, кипячения и молитвы – тогда были в моде. Главный результат, к которому все стремились, получить из дешевого металла (олова?) дорогой – золото. В нечестивых экспериментах участвовали лучшие умы. У некоторых, кажется, что-то получалось, у других – что-то иное, а третьи были шарлатанами. Выгода от успеха настолько манила, что в опытах допускались самые что ни на есть пограничные ситуации, привлечение злых духов и поклонение Сатане. Все это, конечно, было чем-то амбивалентным, призывом к некоему Высшему Разуму или даже инфернальной силе. Церковные ритуалы уже не устраивали – признавались устаревшими и неэффективными. Их модифицировали, дополняли, усложняли. Поиск ключа поглощал как простолюдинов, так и власть имущих, желавших поживиться на научном открытии. Увлечение было всеобщим. Участники обычно объясняли свои занятия попытками познать божественный замысел – натуру, природу. Они представляли дело богоугодным и в рамках христианской проповеди. Это касалось представителей всех конфессий, в том числе православных. Философский камень в конце XVI в. искали в России тоже.
«Пискаревский летописец» сообщает, что в 1596 г. в Твери объявились двое – мастер и ученик, которые могли перегонять («пропускать») серебро и золото. Их немедленно вызвали в Москву, но там опыт не удался. Что-то пошло не так с определением меры добавленных субстанций: зелья и водки. После нескольких попыток оба погибли от передозировки ртути: «Лета 7104-го явился некий человек во граде Твери: перепускаше руду золотую и серебряную. И известиша царю и великому князю Феодору Ивановичю всея Русии. И послаша по него, и приведоша его на Москву. И сташа плавити. Едино сотвори добро и что злато. И некоим смотрением божиим не дашеся ему такая мудрость. И царь государь положи на него опалу, чая в нем воровства некоего, и велеша его пытати без милости и ученика его. И рече бояром: «Некое де смотрение божие: много де пытаюся по-прежнему да не умею. Та же зелия кладу и водки да не имет разделение!» И в той муке и преставися оба, опишась ртути»[254]
.В XVII в. Россия не сильно отставала от западноевропейских разработок в области алхимии – особенно в фармакопее[255]
. За достижениями следили, специалистов выписывали. Интересно, что опалу на тверских алхимиков в 1596 г. наложили не за ересь или богоотступничество, а за воровство – мошенничество; не за духовное преступление, а за излишние претензии и неудачный опыт.Контакты с бесплотными силами были нормой, если только ничего сатанинского, или хотя бы не очень или почти. Ведьмы, ведуньи – обычные члены общества, ремесленники в каком-то смысле. Их социальный статус невысок, они помечены в Судебнике 1589 г. сразу за потаскухами. За бесчестье им полагалась равная плата: «а блядям и ведуньям бесщестья две деньги по их промыслом»[256]
. За ними следовали только тати, разбойники и поджигатели, которым компенсация бесчестья не предусматривалась.В оглавлении пространной редакции Судебника 1589 г. «ведуньи» записаны как «ведьмы»: «блядем и видмам». В примечании эти термины приравнены: «ведьмы, или ведуньи – волшебницы, колдуньи, ворожеи, предсказательницы и т. д.»[257]
. Для специалистов по диалогу с иными мирами развитых определений еще не существовало. О статусе Судебника 1589 г. тоже ясности нет. Обычно полагают, что он представлял собой «полуофициальную версию», «вероятно, приспособленную для черносошных общин Севера»[258]. То есть предназначался для повседневной работы, решения обиходных задач – вне пропаганды или деклараций. Без ведьм здесь не обойтись. Их бесчестье требовало учета.В сочинениях и переписке современников не раз упоминается пристрастие Годунова к советам чародеек и гадательниц. Польские дипломаты сообщали, что он ничего без них не решает. Исаак Масса писал, что «ходил он часто к ворожее, которую в Москве считают святою и зовут Елена Юродивая (Olena Olrodliva)», которая в итоге предрекла ему гибель. Впоследствии эта «сатанинская пророчица» предсказала смерть также Лжедмитрию[259]
. А через 40 лет допрашивали ведунью Дарьицу, которая тоже обслуживала царя советами. Она сказала, что от него приходил некий «дворянин, Микифором звали, а чей сын и прозвище, того не упомнит, и того-де дворянин загадывал быть ли-де Борису Федоровичу на царстве».