Колдовство в Салеме в 1692-1706 гг.

“В результате припадков, пусть и таких ужасных, она ни в коей мере не потеряла ни в весе, ни в силе, но чрезмерно толстела и, по большей части, по окончании припадков сила возвращалась к ней”.

Это типично; как замечает Дженет, “пациент-истерик после нескольких часов воя чувствует себя достаточно комфортно; он испытывает облегчение и заявляет, что чувствует себя намного лучше, чем перед припадком”. Эта способность нормально функционировать после припадков не раз поднимала вопрос об их подлинности. Уиллард считал их реальными, исходя хотя бы из их буйности: “Такая сила невозможна для симуляции”. (Следует отметить, что истерики не всегда чувствуют себя хорошо между припадками. Некоторые, например, теряют аппетит и отказываются от пищи. Вероятно, именно такие случаи упоминаются в указе Джеймса I против колдовства как “худые, изможденные, усохшие”).

1 ноября Элизабет Напп обвинила одну из своих соседок как возможную причину своих недугов. За обвиняемой послали, она вошла в дом, когда у “пораженной” девушки был приступ. Как всегда в припадке ее глаза были закрыты, и тем не менее, она смогла отличить прикосновение соседки от прикосновений других людей, “хотя не было произнесено ни слова”. Этого было вполне достаточно, чтобы обвинить соседку во многих случаях колдовства, но к счастью, ей позволили поговорить с больной. В заключение разговора мисс Напп призналась, что, “наверное, ее обманул Сатана”. Уиллард был счастлив, что “Господь восстановил справедливость и оправдал невинную”, а также сообщил, что мисс Напп больше никогда не обвиняла эту соседку в “странностях или колдовских нападениях”. Вместо этого она стала обвинять дьявола, который, по ее утверждениям, предлагал ей соглашение на несколько лет, это соглашение ее часто соблазняли подписать. Примерно через месяц она обвинила в колдовстве другую женщину, на этот раз во время приступа. Ее отец привел эту женщину в дом, и Уиллард, которого пригласили присутствовать, заметил, что когда женщина вошла, припадок стал особенно сильным. Но, как он написал, “мы не придали этому значения”, так как ее припадки бывали сильными и в других случаях. Вместо этого они тщательно разобрали дело и обнаружили в обвинении “две явные и ясные ошибки”. Этого было достаточно, чтобы восстановить репутацию второй обвиненной женщины.

Когда Уиллард писал о Элизабет Напп, ее припадки продолжались, и он был уверен, что “она заслуживает жалости”. Он не считал, что ее околдовали, но верил, что она одержима (то есть в нее вселился дьявол) Это оставалось его мнением и мнением большинства других, когда дело вспомнили в 1692 году. Он также полагал, что ужасное горе девушки предоставляет обществу возможность исследовать свою коллективную совесть. Поэтому он призвал прихожан в проповеди “Давайте все мы исследуем с помощью этого события, какие грехи позволили Сатане занять такое большое место в этом несчастном месте”.

Прежде чем перейти к четвертому и наиболее важному примеру, необходимо заметить, что судорожные припадки, игравшие такую значительную роль в большинстве дел о колдовстве и продолжавшие быть одним из наиболее распространенных симптомов в ранние годы ХХ столетия, стали в настоящее время относительно редкими в Западной цивилизации.

Д.У. Эбс докладывает, что припадки случались только у шести и 161 случая истерии в Британском военном госпитале во время Второй мировой войны, но что они были самыми обычными симптомами у истериков индийской армии, лечившихся в Дели в тот же период. Существует несколько возможных объяснений этому удивительному факту. Истерики, как известно, хорошо внушаемы, поэтому данное изменение можно приписать ничему иному, как отказу нашего общества дать истерическому припадку то уважительное и благоговейное внимание, который он получал ранее. В любом случае ясно, что анормальное поведение меняется по времени и географическому распространению, так же, как и нормальное. Но поскольку это конкретное отклонение случилось так недавно и после проведения классического исследования истерии, появилась возможность точно идентифицировать массачусетские припадки XVII века.

А наш четвертый случай начинается с припадков. В Бостоне посреди лета 1688 года у четырех детей, которые прежде не отличались ничем предосудительным, детей “трезвого и набожного” каменщика Джона Гудвина, начали случаться “странные припадки, выходящие за пределы тех, которые присущи эпилепсии или каталепсии”. Это слова Коттона Матера, который прежде чем стать священником, был студентом-медиком и гораздо более внимательным наблюдателем, чем принято считать. Он провел огромное количество времени с детьми Гудвина и оставил нам тщательное описание их симптомов.