Колдовство в Салеме в 1692-1706 гг.

“Иногда они становились глухими, иногда немыми, иногда слепыми, а часто все это сочеталось вместе. В одном случае их языки проваливались внутрь, в другом – вываливались по подбородкам на значительную длину. Они так широко раскрывали рты, что челюсти выходили из суставов, а вскоре рты снова захлопывались с силой пружинного стопора. То же самое происходило с их лопатками, локтями, запястьями и некоторыми суставами. Иногда они лежали в положении окоченения, как бы связанные за шею и лодыжки [это была одна из немногих пыток, разрешенных английскими законами того времени: лодыжки и шею сковывали так, что тело непомерно сгибалось в болезненное эмбриональное положение], а иногда разгибались в обратную сторону так, что боялись, что порвется кожа на животе [это arc de cercle французских психиатров XIX века]. Они жалобно кричали, когда их резали ножами или наносили слишком сильные удары. Шеи ломались так, что кости, казалось, растворялись в теле, и вдруг разбухали так, что не поворачивалась голова. Да, их головы поворачивались почти в другую сторону, а если кто-то более сильный удерживал их от опасных движений, совершаемых ими, они сильно рычали. Так они лежали несколько недель, представляя собой жалкое зрелище…”

И опять те же симптомы истерии: конвульсивные движения, искаженные позы, потеря слуха, речи, зрения и т. д. Припадки начались сразу же после того, как один из детей повздорил с прачкой-ирландкой, чья мать, Гудвайф Гловер считалась “скандальной старухой”. Ее покойный муж жаловался соседям, “что она несомненно была ведьмой”, “награждая девушку очень плохими словами”.

Соседи посоветовали прибегнуть к помощи белой магии, но богобоязненный отец, Джон Гудвин, отказался от общения с оккультным. Прежде всего он проконсультировался с “опытными врачами”, в особенности с доктором Томасом Оуксом, который высказал мнение, что “ничто, кроме адского колдовства” не могло быть причиной болезни детей. Затем он обратился к бостонским священникам, которые целый день читали молитвы в доме Гудвина, после которых один из детей надолго излечился. И наконец, он подал жалобу в суд против Гудвайф Гловер. Когда судьи беседовали с ней, “она дала себе такую ужасную характеристику”, что ее тут же посадили в тюрьму по обвинению в колдовстве. Коттон Матер дает подробное описание суда над ней.

Она долго не могла дать прямые ответы в ответ на обвинение, а когда дала, это было скорее признание, а не отрицание вины. Был дан приказ обыскать дом женщины, откуда принесли в суд несколько маленьких кукол, сделанных из тряпок и набитых козлиной шерстью и другими подобными ингредиентами. Когда их предъявили подлой женщине, она призналась, что она пытала объекты своего злого умысла, смочив палец слюной и ударяя по этим куклам. Затем привели подвергшихся издевательству детей, а женщина все продолжала жаться и горбиться, словно раздавленная почти до смерти тяжким грузом. Однако когда ей принесли одну из кукол, она немедленно вскочила, странным образом потянулась к ней и взяла в руки. Но не успела она коснуться ее, как один из детей забился в жалком припадке перед всем собранием. Именно этого судьи опасались и с осторожностью повторив эксперимент, получили тот же результат. Они спросили женщину, выступит ли кто-нибудь в ее пользу. Она ответила, что выступит и, посмотрев очень внимательно в воздух, добавила “Нет, Он ушел”. Затем она призналась, что у нее только один Принц, с кем она поддерживала неизвестно какие связи. В связи с чем следующим вечером слышали, как она пеняла дьяволу, что он покинул ее, говорила, что поскольку он обошелся с ней так бесчестно и вероломно, она призналась во всем. Однако, чтобы разобраться во всем с полной ясностью, суд назначил пять или шесть врачей, которые должны были тщательно обследовать ее и убедиться, что она не помешалась в уме и не навлекла на себя репутацию колдуньи глупостью и сумасшествием. Они провели с ней много часов, и за все это время разговор ее был уместен и приятен. Особенно, когда ее спросили, что, по ее мнению, будет с ее душой. Она ответила: “Вы задали очень серьезный вопрос, и я не знаю, как на него ответить”. Женщина относила себя к римской католической церкви и могла свободно читать “Отче наш”, но всегда запиналась на одном или двух предложениях, при этом сказа, что не смогла бы повторить молитву за все богатства мира. В конце концов, врачи сочли, что она находится в здравом уме и твердой памяти, и ей был вынесен смертный приговор.