Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

– Слыхала об этом. Думаю, ты сделал то, что должен был сделать.

– Но я зашел гораздо дальше, – признался Перрин. – И при этом ненавидел себя. Ты говорила, что сильный лорд не позволит манипулировать собой. Что ж – я никогда не стану настолько сильным. Особенно если ты в плену.

– Значит, надо сделать так, чтобы я не попадала в плен.

– Это чуть не погубило меня, Фэйли, – еле слышно сказал Перрин. – Я справился бы с чем угодно, но, если тебя используют против меня, все теряет смысл. Я ни перед чем не остановлюсь, Фэйли, лишь бы защитить тебя. Ни перед чем.

– В таком случае тебе следует укутать меня в мягкую ткань и запереть в укромном месте, – холодно ответила она. Но, судя по запаху, не обиделась. Странно.

– Сама знаешь, так поступать я не стану, – сказал Перрин. – Но это означает, что у меня есть слабость, причем очень опасная. Слабость, которой не должно быть у вождя.

Фэйли фыркнула:

– Думаешь, бывают вожди без слабостей? Свои недостатки имелись у всех королей и королев Салдэйи. Никиол Дианатках был пропойцей, но обрел славу одного из величайших королей, а Белайра четырежды выходила замуж и разводилась – так уж вышло, что сердце влекло ее к неприятностям. У Йонасим был сын, прожженный игрок, который едва не довел ее Дом до разорения, а Лайонфорд не терпел, когда ему перечили. Все они – все до единого – были великими монархами. И у каждого было свое слабое место.

Перрин не перестал набивать рот, но призадумался.

– У нас, в Пограничных землях, есть пословица, – продолжила Фэйли. – «В полированном клинке отражается истина». Пускай человек клянется, что прилежно делает свое дело, но если его клинок не отполирован до блеска, сразу ясно, что этот человек кривит душой. Но твой клинок, муж, сияет как солнце. Последние недели ты все твердишь, что, пока я была в плену, выказал себя никудышным лидером. Я поверила бы, что под твоим руководством армия пришла в упадок, но это вовсе не так! Ты давал своим людям цель. Ты вдохновлял их, сам же хранил безупречное достоинство и вел себя как настоящий лорд.

– Не без помощи Берелейн, – сказал Перрин. – Я уж думал, что стоит мне забыть помыться, так она собственноручно искупает меня в ванне.

– Поверь, после такого пошли бы весьма своеобразные слухи, – холодно заметила Фэйли.

– Фэйли, я…

– С Берелейн я разберусь, – недобро пообещала Фэйли. – На нее можешь не отвлекаться.

– Но…

– Говорю же, я разберусь, – повторила Фэйли чуть тверже, и от нее пахнуло так, что Перрин понял: не стоит бросать ей вызов, если только не хочешь, чтобы дело кончилось полномасштабным скандалом.

Съев ложку вареного ячменя, Фэйли смягчилась:

– Сравнивая тебя с волком, муж мой, я говорила не о том, как ты ешь. А о том, с каким рвением отдаешься делу. Если ты что-то начинаешь, то тебя не остановить. Поставь перед тобой какую-то задачу – любую, даже самую грандиозную, – ты не успокоишься, пока не найдешь решение. Пойми же, это главная особенность настоящего вождя! Именно это и нужно Двуречью! Разумеется, если всякими мелочами займется твоя жена. – Она нахмурилась. – Зря ты не посоветовался со мной, прежде чем сжечь знамя. Непросто будет поднять этот флаг вновь, не имея при этом глупый вид.

– Я не собираюсь поднимать знамя с волчьей головой, – сказал Перрин. – Потому и велел отправить его в огонь.

– Но почему?

Намеренно избегая ее взгляда, Перрин снова набил рот мясом. От Фэйли пахло любопытством. С примесью отчаяния.

«Я попросту не могу вести за собой людей, – подумал он, – пока не узнаю, что способен одержать верх над волком». Как это объяснить? Как объяснить, что его пугает волк, появляющийся всякий раз, когда Перрин сражается или чего-то жаждет?

Он не хотел порывать с волками – ведь они стали важнейшей частью его существа. Но с чем останутся его люди, с чем останется Фэйли, если Перрин затеряется в глубинах своего волчьего «я»?

Он снова вспомнил то запертое в клетке грязное существо, когда-то бывшее человеком. «В нем не осталось ничего, что помнило бы, как было человеком…»

– Муж мой, – коснулась его руки Фэйли, – прошу тебя…

От нее пахло болью, и у Перрина сжалось сердце.

– Все дело в белоплащниках, – сказал он.

– Что? Перрин! Разве я не говорила…

– Все это началось тогда, когда я впервые столкнулся с белоплащниками, – твердо продолжил Перрин. – И как-то связано с тем, что я обнаружил за несколько дней до встречи с ними.

Фэйли сдвинула брови.

– Я же рассказывал, как убил двух белоплащников? – спросил Перрин. – Еще до нашего знакомства?

– Да.

– Усаживайся поудобнее, – сказал он. – Тебе надо выслушать эту историю от начала до конца.

И он заговорил – поначалу нерешительно, затем все увереннее. Рассказал о Шадар Логоте и о том, как разделился их отряд. Рассказал о том, как Эгвейн выбрала его старшим в их паре – пожалуй, тогда он впервые был вынужден взять руководство на себя.

О встрече с Илайасом он уже рассказывал. Фэйли знала о Перрине многое. То, о чем он никому не говорил. То, о чем он не говорил даже с Илайасом. Она знала о волке. И еще она знала, что Перрин боится потерять человеческое «я».