Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Но она не знала, что он чувствует в бою. Не знала, каково было убить тех белоплащников. Каково было ощутить вкус их крови – и у себя во рту, и через связь с волками. Она не знала, каково это – знать, что твоя жена в плену, и чувствовать, как из-за этого тебя пожирает страх, гнев и отчаяние. И Перрин сбивчиво рассказывал, каково все это.

Рассказал о бешенстве, в которое впал, когда разыскивал ее в волчьем сне. Рассказал о Ноаме и о том, что боится, не случится ли такое с ним. И еще о том, как во время битвы пробуждается волк внутри него.

Фэйли, озаряемая пламенем свечей, молча слушала рассказ Перрина, обхватив руками колени. Судя по запаху, ей было не по себе. Наверное, стоило опустить некоторые подробности: какой женщине хочется знать, что ее муж, убивая врага, превращается в зверя? Но Перрин продолжал говорить. Ему хотелось избавиться от секретов. Он устал носить их в себе.

Чувство облегчения усиливалось с каждым произнесенным словом. Говоря о внутренней борьбе, Перрин как будто снимал с плеч тяжелую ношу. В отличие от ужина – надо сказать, весьма трогательного, – эта исповедь позволила ему расслабиться по-настоящему.

Закончил Перрин рассказом о Прыгуне. Он и сам не знал, почему отложил эту часть истории на потом, ведь Прыгун имел самое прямое отношение и к белоплащникам, и к волчьему сну. Однако Перрину казалось, что так будет правильнее, вот он и закончил рассказом о Прыгуне.

Договорив, он уставился на пламя одной из свечей. Две другие потухли, а огоньки остальных едва мерцали, но этот свет не казался Перрину тусклым. Он с трудом вспоминал дни, когда его органы чувств были слабыми, как у обычного человека.

Фэйли прильнула к нему, взяла его за руки, заставив обнять себя, и сказала:

– Спасибо.

Он глубоко вздохнул и, чувствуя тепло ее тела, прислонился к пеньку у себя за спиной.

– Хочу рассказать про Малден, – произнесла она.

– Это не обязательно, – сказал Перрин. – Во всяком случае, не потому, что я…

– Тш-ш! Когда говорил ты, я молчала. Теперь моя очередь.

– Ладно.

Привалившись спиной к пеньку, глядя в пронизанное энергией небо, он чувствовал, что еще немного – и расплетется сам Узор, а жена рассказывала, что с ней было в плену и как ее истязали. Перрин опасался, что слушать об этом будет тяжко, но, как ни удивительно, никогда еще он не бывал столь расслаблен.

Произошедшее в Малдене было важно для Фэйли и, пожалуй, даже пошло ей на пользу – хотя, услышав, как Севанна связала ее, обнаженную, и оставила так на всю ночь, Перрин едва не взорвался от гнева. Когда-нибудь он выследит эту женщину.

Но не сегодня. Сегодня он обнимал жену и находил утешение в звуках ее сильного голоса. Как же он не подумал, что она и сама планировала сбежать? На самом деле, слушая о ее тщательной подготовке к побегу, Перрин чувствовал себя круглым дураком. Фэйли боялась, что он погибнет, пытаясь спасти ее: не говорила об этом страхе, но Перрин понял все без слов. Что тут скажешь: Фэйли видела его насквозь.

О чем-то она умолчала, и он не возражал: не останься у Фэйли секретов, она почувствует себя запертым в клетке зверьком. Хотя Перрин догадывался, что она недоговаривает о пленившем ее Безродном и о своих планах устроить так, чтобы он и его друзья помогли ей сбежать. Быть может, Фэйли привязалась к этому человеку и молчала об этом, дабы Перрин не сокрушался, что убил его. Но жалеть было не о чем. Те Безродные действовали заодно с Шайдо, вместе с ними напали на людей, находившихся под защитой Перрина, убивали их, и этого не искупить никаким добрым делом. Они заслуживали смерти.

Перрин зацепился за эту мысль. Пожалуй, белоплащники говорят о нем то же самое. Но они напали первыми.

Фэйли закончила рассказ. Было уже очень поздно, и Перрин, потянувшись к оставленному слугами свертку, вытащил одеяло.

– Что скажешь? – спросила Фэйли, когда он снова обнял ее.

– Удивлен, что ты не устроила мне нагоняй. Ведь я примчался, словно разъяренный дикий бык, и растоптал все твои планы.

Судя по запаху, она осталась довольна услышанным. Вовсе не такого отклика Перрин ожидал, но он давно уже оставил попытки разобраться в ходе женских мыслей.

– Сперва мне хотелось устроить сегодня так, – сказала Фэйли, – чтобы мы должным образом поссорились, а потом как следует помирились.

– И почему ты отказалась от этой мысли?

– Решила провести этот вечер в традициях Двуречья.

– Поверь, в Двуречье мужья и жены тоже ссорятся, – с улыбкой сказал Перрин.

– Наверно. Но ты, муж мой, всегда чувствуешь себя неуютно, когда мы кричим друг на друга. Очень рада, что ты научился стоять за себя, ибо так должно быть, но тебе непросто было приладиться к моим привычкам. Вот я и решила, что сегодня вечером попробую приладиться к твоим.

Он не ожидал услышать от Фэйли таких слов. Более личного, более интимного подарка и представить нельзя. Смущенный, Перрин сморгнул слезинку и прижал жену к себе.

– И запомни, – сказала Фэйли, – что я – не покорная овца.

– В мыслях такого не было, – ответил Перрин. – Никогда.

От нее пахнуло удовлетворением.

– Извини, – сказал Перрин. – Не сообразил, что ты сама замышляешь свой побег.