– Ты появился перед самым нападением троллоков. Мои люди считают, что это выглядит подозрительно.
– Пусть думают что хотят, – сказал Айбара. – Вряд ли мои слова повлияют на их мнение. В каком-то смысле я сам виноват: троллоки явились сюда по мою душу. Просто я успел убраться прежде, чем захлопнулась ловушка. Радуйся, что мы не бросили тебя наедине с этими тварями. Вы, белоплащники, причинили мне не меньше горя, чем отродья Тени.
Как ни странно, Галад понял, что улыбается. Этот Перрин Айбара отличался прямотой и откровенностью – а чего еще желать от союзника?
«Выходит, мы союзники? – подумал он, кивая приближающимся Трому и Байару. – В данный момент – пожалуй». Он и впрямь доверял Перрину Айбара. Да, нельзя исключать, что в мире существуют люди, способные на столь тонкую интригу, дабы втереться в доверие к Галаду. Одним из таких был Валда.
Но не Айбара. Этот Златоокий – и впрямь честный парень. Пожелай он избавиться от Детей Света, просто перебил бы их и пошел своей дорогой.
– Значит, так тому и быть, Перрин Айбара, – сказал Галад. – Ты узнаешь приговор сегодня ночью, здесь и сейчас.
– В смысле – сейчас? – нахмурился Перрин, отвлекшись от созерцания боевых порядков.
– Считаю, что в наказание за пролитую кровь ты должен заплатить цену крови семьям погибших Чад. Пять сотен крон каждой. Кроме того, приказываю тебе принять участие в Последней битве и сражаться изо всех сил. Выполни эти условия, и я провозглашу, что ты искупил свою вину.
Не лучшее время он выбрал для подобного заявления, но оно напрашивалось само собой: бой еще не окончен, и один из них может погибнуть, а поэтому Галаду хотелось, чтобы Айбара узнал свой приговор. На всякий случай.
Какое-то время Златоокий смотрел на него. Затем кивнул и поднял руку:
– Признаю твое решение справедливым, Галад Дамодред.
– Создание мрака! – Кто-то подбежал к Айбара, выхватывая меч. Шелест ножен, отблеск металла, пылающие от гнева глаза… Байар надумал сразить Златоокого ударом в спину.
Айбара повернулся. Галад поднял свой меч. Оба двигались недостаточно быстро.
Но клинок Джарета Байара не достиг цели. Белоплащник замер с занесенным мечом в руке. Изо рта у него хлынула кровь. Он упал на колени и растянулся на земле у копыт коня.
Позади Байара, широко раскрыв полные ужаса глаза, стоял Борнхальд. Он взглянул на свой клинок:
– Я… Нельзя так! Бить человека в спину после того, как он выручил нас. Так нельзя… – Он выронил меч и попятился от бездыханного Байара.
– Ты поступил правильно, чадо Борнхальд. – Галад с сожалением покачал головой. – Он был хорошим офицером. Временами неприятным, но храбрости ему было не занимать. Жаль, что он больше не с нами.
Айбара глянул по сторонам – так, словно ждал нападения других Детей Света:
– Этот с самого начала искал повода прикончить меня.
Бросив на него полный ненависти взгляд, Борнхальд вытер меч, с силой вогнал его в ножны и ушел туда, куда относили раненых. Вокруг Галада и Айбара стало поспокойнее: троллоков оттеснили, а люди Златоокого и оставшиеся в живых Дети Света сомкнулись в боевом порядке.
– Он по-прежнему верит, что я убил его отца, – сказал Айбара.
– Нет, – ответил Галад. – По-моему, он изменил свое мнение. Но Борнхальд слишком долго ненавидел тебя, лорд Айбара. Едва ли не дольше, чем дружил с Байаром. – Он покачал головой. – А потом убил своего друга. Иной раз правильные поступки причиняют немало боли.
– Тебе пора к раненым, – хмыкнул Айбара, поднял молот и взглянул туда, где еще кипела битва.
– Если оставишь мне этого скакуна, я смогу драться.
– Что ж, тогда приступим. – Айбара смерил его взглядом. – Но я буду поблизости – на тот случай, если тебе придется несладко.
– Спасибо.
– Потому что я обожаю своего коня.
Галад улыбнулся, и оба ринулись в гущу сражения.
Глава 42
Сильнее крови
Опять Гавин сидел в одной из комнат в апартаментах Эгвейн, тесной клетушке, отделанной в самом строгом стиле. Он совсем выбился из сил – и неудивительно, если вспомнить, что ему довелось пережить. Включая несколько Исцелений.
Все его внимание было поглощено новым чувством – единством с Эгвейн и ее эмоциями, распустившимся в глубине сознания, словно прекрасный цветок. Эта дивная связь успокаивала, ведь благодаря ей Гавин знал, что Эгвейн жива.
Теперь он умел предчувствовать ее появление. Поэтому встал прежде, чем отворилась дверь.
– Гавин, – сказала Эгвейн, входя в комнату, – в таком состоянии тебе не следует вставать. Прошу, присядь.
– Я в полном порядке, – возразил он, но сделал как было велено.
Эгвейн придвинула второй табурет и уселась напротив – спокойная, безмятежная, но Гавин чувствовал, что ночные события не прошли для нее даром. Слуги до сих пор разбирались с пятнами крови и мертвыми телами, а Чубейн, подняв по тревоге всю Башню, проверял всех сестер по порядку. Как оказалось, в Башне орудовала еще одна злоумышленница. Разделаться с ней стоило Чубейну двоих гвардейцев и одного Стража.