Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Ноам приоткрыл пасть. В ней появилась здоровенная бедренная кость с остатками мяса, и Ноам, завалившись на бок, принялся глодать эту кость.

Ты Юный Бык, – упрямо повторял он.

– Помнишь клетку, Ноам? – негромко спросил Перрин, сопроводив эти слова образом человека в грязных лохмотьях, запертого родными в самодельной деревянной клетке.

Ноам замер. Его очертания дрогнули. На мгновение он превратился в человека, и тут же обратно в волка, после чего издал низкий угрожающий рык.

– Я вспомнил скверные времена не для того, чтобы рассердить тебя, Ноам, – сказал Перрин. – Я… в общем, мы с тобой похожи.

Я волк.

– Да, – согласился Перрин. – Но так было не всегда.

Всегда.

– Нет, – твердо ответил Перрин. – Когда-то ты был таким же, как я. Понимаю, ты не хочешь вспоминать о тех временах, но от этого ничего не меняется.

Здесь меняется, Юный Бык, – ответил Ноам. – Здесь меняется.

Верно. Стоит ли давить на него? Но зачем-то Прыгун послал сюда Перрина. Разве способен Вольный хоть что-то объяснить? Глядя на него, зная, кто он, Перрин чувствовал, как воскресают прежние страхи. Он примирился со своей натурой, но теперь смотрел на человека, полностью утратившего себя, поглощенного волком внутри.

Такая перспектива всегда приводила Перрина в ужас, вбивая клин между ним и волками. Теперь же, когда он поборол эти страхи, Прыгун отправил его сюда – но для чего? Вольный почуял его смятение. Кость исчезла; положив голову на лапы, волк поднял взгляд на Перрина.

Ноам, почти целиком утративший рассудок, думал лишь о побеге и убийстве; он представлял опасность для окружающих. Но не теперь. Теперь Вольный, как видно, был вполне доволен собой. Освободив Ноама, Перрин опасался, что тот вскорости умрет, но, похоже, он остался жив-здоров. По крайней мере, жив: негоже судить о здоровье человека по его облику в волчьем сне.

Однако мыслил Вольный вполне здраво. Перрин призадумался. Морейн тогда сказала, что в сознании этого существа не осталось ничего от человека по имени Ноам.

– Вольный, как ты относишься к миру людей? – спросил Перрин.

В ответ хлынула стремительная череда образов: боль, печаль, гниющий на корню урожай и снова боль. Полупьяный тучный здоровяк колотит миловидную женщину. Опять боль. Огонь. Страх, кручина и очередная боль.

Перрин отшатнулся. Вольный не переставал посылать образы. Один за другим. Могила. Рядом могила поменьше, как будто детская. Разгорающийся пожар. Разъяренный человек. Перрин узнал Ноамова брата, хотя никогда не считал его опасным.

Неостановимый поток образов. Это уже слишком. Перрин взвыл, и этот вой был панихидой по прежней жизни Ноама, погребальной песнью, полной страдания и скорби. Неудивительно, что этот человек предпочел жизнь волка.

Образы схлынули, и Вольный отвернулся. Перрин обнаружил, что еле дышит.

Это – дар, – прислал Вольный.

– Во имя Света… – прошептал Перрин. – Это был осознанный выбор. Ты сам решил стать волком, да?

Вольный закрыл глаза.

– Я всегда думал, что стоит забыться, и волк пожрет меня, – сказал Перрин.

Волк – это покой, – ответил Вольный.

– Да. – Перрин положил ладонь на волчью голову. – Понимаю.

Вольный нашел свое равновесие, и оно отличалось от равновесия, которое обрел Илайас. И от того, которое нашел Перрин. Теперь он все понял. Это не означало, что терять контроль над существующим внутри волком безопасно, но последний фрагмент головоломки – последний фрагмент самого Перрина – встал на место.

«Спасибо», – передал он Вольному. Образ волка по имени Юный Бык и человека по имени Перрин, стоящих бок о бок на вершине холма, и от обоих пахнет одинаково. Собравшись с силами, Перрин послал этот образ и Вольному, и всем волкам, что были неподалеку. Любому, кто увидит.

«Спасибо».

* * *

– Довай’анди се товиа сагайн. – С этими словами Олвер бросил кости, и те покатились по парусиновому полу палатки. Наконец они замерли, и мальчишка улыбнулся: сплошь черные точки, ни треугольников, ни волнистых линий. Удачный бросок, это уж точно.

Олвер передвинул фишку по изготовленному отцом матерчатому полю для игры в змей и лисиц. Всякий раз, глядя на это поле, он вспоминал об отце, но держался и не показывал, как ему больно. Воины не плачут. Кроме того, однажды он найдет того Шайдо, который убил его отца. Найдет и отомстит.

Ведь именно так поступают настоящие воины. Наверное, ему подсобит Мэт, когда разберется со своими делами в Последней битве. Ведь он обязан Олверу, и не потому, что мальчишка столько времени был у него на посылках. В первую очередь Мэт должен отблагодарить его за сведения о змеях и лисицах.

В кресле рядом с Олвером сидел Талманес, стоически читавший книгу и почти не уделявший внимания игре. Игрок из него был неважнецкий – гораздо слабее, чем Ноэл или Том. Впрочем, Талманес был здесь не столько ради игры, сколько для того, чтобы присмотреть за Олвером.