Колибри

– Будьте любезны, вы не покажете мне, где здесь туалет? – говорит он, беря его под руку, и уводит от Дами-Тамбурини, который продолжает встречать гостей.

Они покидают зал. Марко и впрямь направляется к туалету. Смотрит по-прежнему изумленно на своего бывшего друга – встретиться с ним внезапно после стольких лет в этом заведении и даже поначалу его не узнать, – и сердце его начинает бешено колотиться: прежний парнишка, спасший ему жизнь сорок лет назад, теперь скорее напоминает старую ходячую вешалку, на нем потертый и расползающийся по швам костюм, седые волосы взлохмачены, как у безумного ученого, спина изогнулась наподобие вопросительного знака, лицо изборождено пороками, желтые зубы и затейливая татуировка, узоры которой, как щупальца спрута, заползают на шею – татуировка ему не к лицу, если так можно выразиться, как будто ее сделали против его воли.

Тем не менее он продолжает улыбаться.

– Дуччо… – говорит Марко.

Вот он, парень, которого он почти сорок лет назад предал, распустив о нем слух и практически заставив исчезнуть, и которого действительно с тех пор никогда больше не видел. Когда-то все это вызывало у Марко невыносимое чувство вины, мучившее его, однако, недолго, потому что всего два года спустя он был раздавлен смертью Ирены, да и впоследствии угрызения совести его больше не терзали, напротив, они окончательно оказались погребены обрушившимися на него бедами, так что в течение нескольких десятилетий, да и за несколько минут до этого момента, в его памяти не находилось места ни для чувства вины, ни для самого Неназываемого. Но сейчас, когда тот стоит перед ним постаревший, одетый в какое-то тряпье, Марко удивляется, что не думал о нем ежедневно и даже, попросту говоря, забыл. Как такое возможно?

– Ты – Аммоккку? – спрашивает его Неназываемый.

– Да, – отвечает Марко, – но как ты…

– Тогда отправляйся домой. Немедленно.

Он выговаривал слова с трудом, словно страдал нарушением речи: впрочем, его восковое лицо совместимо с исходом любой болезни.

– Послушай меня, – повторил он, – тебе лучше сегодня не играть.

Из-за явной затрудненности речи слова его звучат значительно и с большой выразительностью.

– Почему? – спрашивает у него Марко.

Тем временем они подошли к туалету, где зеркала по обеим сторонам от каждого бесконечно отражают их фигуры.

– Посмотри на меня, – говорит Неназываемый, – и постарайся понять, о чем я тебе толкую: сегодня не играй. Возвращайся домой. Говорю тебе как друг.

Он снова широко улыбается, демонстрируя весь свой арсенал – частокол желтых клыков, налезающих друг на друга.

В течение долгой минуты в голове Марко Карреры образуется круговорот самых разных реакций, которые пытаются одновременно протиснуться вперед, сталкиваются и мешают друг другу. Отнестись к его словам серьезно и немедленно уйти, даже не спросив о причине, а просто суммируя его настоятельную просьбу со знаком, уже данным ему сегодня, – поднявшейся у Мирайдзин температурой. Или попросить объяснений этого, столь театрального его появления – с чего это он вдруг тут оказался, в каком качестве и с какою целью. Попросить у него прощения, с опозданием на тридцать семь лет. Или же высказать несогласие и послать его подальше, что Марко так и подмывает сделать, в нем прямо закипает злость – и, раз уж мы коснулись темы, спросим, откуда вдруг эта злость? Ведь ничего дружеского в увещевании прежнего приятеля не было, скорее оно напоминало мафиозную угрозу. А может, когда делаешь кому-то гадость, то потом этого человека ненавидишь – ты или он – и с нетерпимостью относишься к любому его высказыванию?

– Дуччо, – сказал он наконец, пытаясь сохранять хладнокровие, – я хожу сюда играть каждую неделю. Я знаю, где нахожусь, знаком со всеми игроками, я здесь у себя дома. Вдруг откуда ни возьмись появляешься ты и просишь меня уйти. Почему? Где ты был все это время? Что делал? Почему так неряшливо одет?

В подпрыгивающих отражениях зеркал черный костюм Неназываемого при каждом его движении, казалось, расползается по швам: даже не могильщик, думает Марко. Даже не гробовщик.

– Я тут по работе, – отвечает Неназываемый. – А это моя спецодежда. Природа наделила меня уродством, и это мне на руку, но чтобы хорошо выполнять свою работу, я должен выглядеть отталкивающе, и в этом деле костюм – незаменимый помощник.

– Ты о чем говоришь? Какая работа?

Неназываемый бросает взгляд на секунду вдаль, поднимая голову к потолку, и Марко в этот миг видит в нем мальчишку, выигрывавшего слаломы в Абетоне и поэтому прозванного Близардом. Или же нет, ему только померещилось.

Неназываемый делает глубокий вдох.

– Так вот, – произносит он. – Я приношу несчастье, ты это знаешь. Приношу несчастье всем, кроме тех, кто со мной, и ты это тоже знаешь, верно? Как там было? Теория глаза циклона… В общем, поскольку с определенного момента молва обо мне, скажем так, довольно широко распространилась и совладать с ней было невозможно, я решил извлечь из нее выгоду.

– Что это значит?

– Значит, что теперь я на это живу.

– То есть?