Колибри

Вскоре после того, как Пробо Каррера выразил желание переехать в Лондон, у него был обнаружен рак. Правда, когда он его выразил, он был уже болен, но еще не знал об этом – или, быть может, знал, не зная, то есть чувствовал его, и это отчасти могло объяснить необычность его желания. И действительно, речь шла о нехарактерном для него замысле: бросить Флоренцию, дом на площади Савонаролы, мастерскую, макеты поездов и перебраться в какую-то неведомую малогабаритную квартирку, которую предстояло купить непременно в Марилебоне[72], к которому он, похоже, прирос сердцем с давних пор – со времен их с Альдино учебной поездки в пятидесятые годы, двадцать сказочных дней в аристократической семье друзей Мансутти, владевшей целым дворцом на Кавендиш-сквер[73]. Но кому об этом было известно? Никому. В Лондоне с тех пор он бывал еще дважды: первый раз десять лет спустя, в стоявшем особняком отеле «Лэнгам»[74], где они с Летицией предавались безумствам любви, когда еще любили друг друга, второй – еще через десять лет со всей семьей, во время пасхальных каникул 1972 года, когда они были уже несчастливы, в поездке, которую он же и организовал для коллегии инженеров Флоренции, будучи в ту пору ее советником. С помощью агентства, перед которым Пробо поставил две задачи: дешевизна и непременное проживание в Марилебоне, он оказался с Летицией и тремя детьми в двух клетушках крошечного отеля на Чилтерн-стрит[75], по поводу которого Летиция и другие члены их группы выразили возмущение. Но ему было без разницы, он был счастлив в силу того простого факта, что находится в Марилебоне. Но кому об этом было известно? Никому.

Будь Пробо чуточку разговорчивей, а не такой молчун, способный замыкаться в бездне молчания, наверняка бы за все эти годы как-нибудь проговорился, что этот лондонский квартал был самым красивым и вдохновляющим местом из тех, что он когда-либо видел в своей жизни, – оставаясь способным, несмотря на паралич, разбивший его после смерти Ирены, поддерживать в рабочем состоянии свою фантазию. Но он никогда никому ни о чем не говорил, и поэтому его заявление о переезде в Лондон прозвучало как взрыв бомбы в теплое осеннее воскресенье 2003 года, после прекрасного обеда, который он приготовил для Летиции, Марко и Адели. За обедом Летиция, как всегда, сокрушалась, что Джакомо больше не приезжает к ним даже на Рождество, а Пробо, как всегда, сидел молча, когда его жена сокрушалась; но потом, по окончании обеда, когда все только и ждали случая, чтобы разбежаться, он сбросил бомбу: переезд, малогабаритная квартирка, Марилебон. Все были потрясены, Летиция больше всех, – она обалдела и даже взревновала, поскольку намерение, которое Пробо мало-помалу излагал, было как будто ее собственное: георгианская Англия, последние Adam Houses[76] в Лондоне, антикварные книжные лавки, кондитерские, пабы, забитые игроками в крикет, дом, в котором умер Тернер, дом, в котором жил Диккенс, тот, в котором жила Элизабет Барретт[77], до того как решила бежать как раз во Флоренцию с Робертом Браунингом, Собрание Уоллеса[78], отель «Лэнгам» – вот именно – легендарные платаны на Манчестер-сквер, последний дом, в котором жила прорицательница Джоанна Сауткотт… Ты о чем это говоришь? – растерянно спросила его Летиция. Какие платаны, какая прорицательница? И Пробо, задумчиво затягиваясь своей тоненькой «Капри», рассказал историю сумасшедшей из георгианской эпохи, самопровозглашенной Женщины Апокалипсиса, описанной Иоанном в «Откровении», скончавшейся в 1814 году в шестьдесят четыре года, через несколько недель после несбывшегося пророчества, в котором она объявляла, что родит нового Мессию. Нового Мессию она не родила, но тяжело заболела и умерла накануне Рождества, хотя ее последователи не объявляли об этом в надежде, что она воскреснет, до тех пор, пока труп ее не стал разлагаться. Ее самое знаменитое пророчество гласило, что конец мира наступит в 2004 году, и, поскольку до окончания года недоставало нескольких месяцев, Пробо объявил, что хотел бы встретить его именно в Марилебоне. Было не похоже, что он шутит, но он не уточнил, есть ли в его фантазиях место Летиции или его переезд в Лондон следовало понимать как их расставание, хотя обоим было уже за семьдесят с лишком. Он уточнил, что осведомлен о продаже малогабаритных квартир в Марилебоне и об их стоимости – довольно высокой, по правде сказать, но пока еще «подъемной».

Позже, ближе к вечеру, Летиция позвонила Марко: у твоего отца поехала крыша? Он выжил из ума?