Колибри

В вопросе будущего Марко им тоже пришлось пойти на компромисс. Летиция изо всех сил постаралась выбросить из головы то, что её психоаналитик именовал мифом о колибри (в котором её кроха-сыночек так и не начал расти, поэтому его гармоничная красота не досталась ни одной женщине, кроме неё самой, и т. д.), и принять точку зрения Пробо, считавшего, что нужно использовать любые достижения науки, лишь бы помочь мальчику вырасти, – пожертвовав на этот алтарь блестящие идеи о росте и форме, выработанные после прочтения (в полном объёме, что бы там ни утверждал Пробо) трактата Дарси Вентворта Томпсона. Пробо же решил воспользоваться выпавшим ему лотерейным билетом не для самоутверждения, что сделало бы его ещё более одиноким, а как нежданной возможностью снова разделить с женой, которую, несмотря ни на что, всё ещё любил, что-то очень важное. Поэтому, взяв Летицию с собой в Милан, чтобы та могла лично познакомиться с доктором Вавассори и составить представление о серьёзности его работы, он дал ей карт-бланш на независимую проверку надёжности предложенной терапии и клятвенно пообещал не принимать окончательного решения без учёта её мнения. В итоге Летиция самостоятельно прошла тот же путь, который Пробо – тоже в одиночку – проделал за предшествующие месяцы, и поняла, что предложенная миланским специалистом программа действительно была единственной возможностью, которую тогдашнее научное сообщество могло предложить, чтобы помочь Марко вырасти. И пусть это не было в полной мере совместным действием, но, по крайней мере, они впервые за долгое время двигались в одном направлении.

Первое письмо о колибри (2005)

Марко Каррере

виа Фолько Портинари, 44

50122 Флоренция

Париж, 21 января 2005 г.

Как ты там, Марко?

Прошу, не считай меня чокнутой, лицемеркой или того хуже только потому, что я снова появляюсь вот так, из ниоткуда, как ни в чём не бывало. Просто я соскучилась. Соскучилась по тебе. Одно лето, всего одно, не приехала в Болгери – и уже задыхаюсь. И понимаю, что мне ужасно нужно хотя бы просто увидеть тебя, пусть даже мимоходом, как это бывало каждый год в начале августа на протяжении целых двадцати пяти лет, пусть даже просто переброситься парой слов на пляже... Я не могла не написать – три года сопротивлялась, но больше не могу: решай сам, отвечать или нет. Если нет – я пойму, ведь я сама тебя оттолкнула. Такого не забудешь. Но пишу я не поэтому, Марко. Я пишу, потому что на прошлой неделе у меня на несколько дней перед отъездом в Нью-Йорк останавливалась подруга, и у неё с собой был позавчерашний номер «Манифеста» со статьёй об ацтекской выставке в музее Гуггенхайма, куда ей хотелось сходить. В этой прекрасной статье говорилось о священных животных и человеческих жертвоприношениях, и ещё о том, что для ацтеков конец света был близок и неизбежен, но его вполне можно было отсрочить, задобрив богов человеческой кровью. А в самом конце отчего-то – тут у меня аж сердце защемило – говорилось о тебе.