Колючка и стихоплёт

Вернувшись в больницу, Малика влетела в палату, едва не сбив с ног медсестру, приходившую на перевязку. У кровати она резко застопорилась и рухнула на колени. Замерев в неудобной позе, уткнулась лицом в ладонь Кирилла и затихла. Женщины многозначительно переглянулись и оставили их наедине.

Малика коснулась губами шершавых прохладных пальцев Кирилла и подняла взгляд. Он слабо улыбнулся, но смотрел как-то непривычно рассеянно, будто не узнавал её.

— Ты кто?

Малика дёрнулась.

— Тебе мозг окончательно отшибли? Не помнишь?

— Хотел пошутить, — признался Кирилл и облизнул потрескавшиеся губы.

Малика поднялась с колен и притянула к кровати стул.

— Очень смешно. Чуть не уписалась, — она присмотрелась к лицу Кирилла, пытаясь понять, что с его взглядом не так.

— Я не вижу одним глазом, — трагично прошептал он.

— Надеюсь, чёрным?

Кирилл изумлённо приподнял брови.

— Я тебе признался, что ослеп на один глаз, а ты ещё шутишь?!

Показное спокойствие далось Малике с трудом, но ответила она, всё так же сохраняя смешливый тон.

— Ну, если уж ослеп, то, надеюсь, на чёрный. Он мне никогда не нравился.

Кирилл потянулся рукой за подушкой, намереваясь бросить её в Малику.

— Ты с ума сошла. Это не смешно!

Она вскочила со стула, но сказать ничего не успела, Кирилл отвернулся и сдавленно приказал:

— Уходи. Я не хочу тебя видеть.

— В принципе, и не можешь, если повернёшься нужной стороной.

Уже на следующий день Кирилл превратился в агрессивный источник вечного раздражения. Почти сразу он узнал, что пропустил чемпионат, важный для его спортивной карьеры. Лечащий врач довольно цинично поведал о переломе и ЧМТ[1], повлиявшей на левый глаз. Правда, приговор об окончательной потере зрения не вынес, оставил надежду, что это временное явление.

Всю неделю Кирилл ни с кем не разговаривал, швырялся салфетками и едой. Вставать пока ещё не мог: кружилась голова и накатывала неудержимая рвота, его одолевала слабость и клонило в сон. Василиса Максимовна страдала молча, терпеливо выносила его вспышки гнева и плакала в коридоре. Но следы слез оставались на её лице, вызывая у Кирилла очередной приступ ярости. Вероника Петровна изо всех сил сдерживалась, пыталась его вразумить, но пару раз сорвалась на жалостливые слёзы прямо в палате.

Малика отказывалась его жалеть, перед ним ни разу не заплакала. Кирилл так и не смог заподозрить её хоть в одной скупой слезинке. Один только раз не сдержалась и, закрывшись в туалете, взревела с таким отчаянием, что невольные слушатели в коридоре вызвали санитара с каталкой.

В начале третьей недели больничной жизни она притащила в палату стопку учебников и заявила, что пришло время вернуться к учебе. Сбежать Кирилл не мог, пришлось ему слушать, как Малика читает материал по практике в спортивной школе, особенности построения годичного цикла для гребцов и планировку занятий.

К середине четвёртой недели неожиданно объявилась Марина. Малика столкнулась с ней в холле, когда спустилась на первый этаж за дозой кофеина. Марина нерешительно топталась у дверей, сминая в руках пакет с фруктами и коробку конфет.

— Привет. Я только вчера узнала. Думала, он на соревнованиях, и не звонила. Могу я его увидеть?

Малика недоверчиво сощурилась. Новость о том, что Камарицкий — перспективный олимпиец, гордость института — попал в травматологию, уже потеряла актуальность, не могла Марина об этом не знать. Да и притворялась не очень умело, краснела и выглядела виноватой.

Малика, рассерженная недавней стычкой с Кириллом, заговорила жёстко и раздражённо:

— Должна тебя предупредить: выглядит он не очень. Ходить, скорее всего, не сможет: повреждён позвоночник. Он частично ослеп. На всю оставшуюся жизнь приговорён к терпеливой небрезгливой сиделке.

Марина округлила глаза и рот, на секунду её лицо превратилось в плошку с тремя бубликами.

— Я потом зайду, — она неосознанно отступила. — Мне бежать нужно, я и забыла.

Малика вытянула из её судорожно сжатых пальцев пакет с продуктами.

— Я передам, что ты приходила.

Естественно, Кириллу Малика не сказала о приходе и поспешном бегстве его девушки. Угостилась конфетами из коробки и продолжила пытку учебником.

Когда Кирилл пошёл на поправку, его поведение окончательно испортилось. Теперь в качестве снарядов он использовал более крупные предметы, утопал в жалости к себе, ругая судьбу и весь мир, лишивший его призвания и карьеры. Малика прибегала в больницу сразу после занятий в школе. Там она проходила практику под дружеским надзором декана. В классе её ждали горящие глаза девятиклассников, с которыми она неожиданно легко нашла общий язык. Уроки вела с удовольствием, разрабатывая планы прямо в палате у Кирилла. Пыталась делиться с ним идеями и мыслями, но он ворчал, отворачивался или, что ещё хуже, начинал грубить.

Спустя несколько дней после визита Марины он наткнулся взглядом на пустую конфетную коробку. Спросил, пока ещё не впадая в буйство, почти миролюбиво.

— Кто принёс конфеты?

— Марина, — легко призналась Малика, — только я их уже съела.

Кирилл приподнялся на подушке.

— Марина приходила? Когда?

— Кажется, дня четыре назад.