На следующий день исполнителю главной роли в постановке «Назад в прошлое» потребовался дополнительный грим. Фингал получился знатный: насыщенный, необычной формы. Несмотря на свою необыкновенность, в сценарий не вписывался. Малика от участия тоже не отказалась, молчаливо исполнила роль Афины с красной припухшей щекой.
Узнав о драке, Кирилл только осуждающе покачал головой.
— Вы с ним слишком похожи, одинаково несдержанные, эмоциональные. Стоит вам оказаться в одной комнате, поубиваете друг друга. Если он ещё раз поднимет на тебя руку, я ему её сломаю. Но и ты, Кирюха, не нарывайся.
Через несколько дней Стас как ни в чём не бывало развернулся к парте Малики и умоляюще заглянул в глаза:
— Дай списать домашку?
— Тупой, что ли? Сам не можешь сделать? — грубо отреагировала она в первую очередь потому, что сама не сделала.
— Сама тупая, — не остался он в долгу.
На перемене Малика побежала к месту встречи с Кириллом — под стенд пожарной безопасности.
Он заговорщически подмигнул.
— У меня хорошая новость.
Малика в ожидании придвинулась ближе, но Кирилл не торопился делиться известием, скосил взгляд в сторону проходящих парней. Малика обернулась, разглядев Стаса, скривилась и одновременно улыбнулась, словно не могла выбрать, на какой эмоции лучше остановиться. Подняв с пола около урны скомканную клетчатую страницу, она окликнула одноклассника.
— Эй, тупица, лови домашку!
Едва Стас обернулся, в лоб ему прилетел бумажный снаряд. Не болезненно, но оскорбительно. Ответом послужил неприличный жест, показанный с потрясающей экспрессией.
Кирилл дёрнул Малику за рукав.
— Сколько можно? Тебе не пять лет, чтобы сыпать песок на голову жертве своей симпатии.
Малика виновато потупилась.
— Не могу. Это как-то само происходит. Наверное, я просто гадкая.
Кирилл сложил руки на груди и выждал минуту, по опыту зная, что Малике этого достаточно, чтобы унять буйство.
— Говорить?
— Давай уже.
— Я хочу подарить Наташе кольцо, — видя, что глаза Малики округляются всё больше и больше, поспешил добавить: — Обычное, не обручальное.
Малика отрицательно замотала головой.
— Дурак ты, Эдька. Любое кольцо девушка воспримет как намёк. Брошку лучше подари или серёжки, раз уж решил выбрать украшение. А вообще, дурацкий подарок.
Кирилл криво ухмыльнулся.
— Это для тебя дурацкий, потому что из него нельзя стрелять, оно не жужжит и не колет орехи.
Малика не успела ответить, заметила, что взгляд Кирилла сместился за её спину, и обернулась.
В метре от стенда несмело топталась Лена, спасённая когда-то Кириллом из пучины местной речки. С тех пор девушка превратилась в неотступную тень и источник записок со стихами, которые с завидной регулярностью объявлялись то в рюкзаке, то в кармане куртки, то прямо на парте Кирилла. Теперь же, став одноклассницей Малики, Лена нашла ещё один способ передачи. Совала записки в книги Малики в надежде, что та передаст.
— Привет, Кир. Можно тебя на минутку?
— Это срочно? Сейчас будет звонок.
Малика ткнула Кирилла локтём в бок, намекая на то, что лучше не грубить и выслушать.
— Не мог бы ты просмотреть мои стихотворения, я планирую отправить в местное издательство, но боюсь, что откажут.
— Конечно, — Кирилл нехотя взял протянутую тетрадку. Дождавшись, когда Лена уйдёт, треснул себя по лбу творчеством юной поэтессы. — Ну и что мне теперь делать? Как ей правду сказать и не обидеть: не получается у неё писать, совсем. Тем более там девяносто девять процентов стихов посвящены мне.
Малика на мгновенье задумалась.
— Повезло тебе — смог разбудить в тихоне такую страсть. Ты Наташу любишь?
Кирилл, не колеблясь, ответил:
— Люблю.
— А она тебя?
Тут он замялся, не смог ответить так же быстро и смело.
— Наверное.
— Не нравится мне твой ответ.
Малика не стала говорить, что её в очередной раз накрыло недобрым предчувствием. То, что она привыкла считать тонкой интуицией, Кирилл обзывал излишней мнительностью и не особенно прислушивался к эмоциональным пророчествам. Как оказалось, зря.
Зима в этом году выдалась типичной для юга — бесснежной, но ветреной. Почти весь декабрь школьники щеголяли в лёгких куртках. Синоптики уже трижды обещали снегопад, но пока их слова шли вразрез с сухой и тёплой зимой.
К декабрю Танечка окончательно оправилась от летнего унижения и снова обрела командирские замашки. Собрала вокруг себя преданную свиту уверовавших в её безгрешность и принялась верховодить общественным мнением. Довольно быстро прижилась версия, насаждаемая Кузякиными, о попранном доверии несчастной Танечки, спасшей негодяя от тюрьмы.
Тетрадь Лены больше месяца пролежала у Кирилла в виде неподъёмного для совести груза. Он несколько раз начинал читать, пробовал с конца, открывал наугад, но нигде не попадалось стихотворение, которое можно было бы одобрить. От цветастых дифирамбов его «исключительной персоне и мускулистым предплечьям» он чувствовал себя неловко. Получалось, нужно хвалить за то, что хвалили его.
На одной из перемен Малика заметила у Кирилла потрёпанную тетрадку.
— Ты ещё не озвучил вердикт? — удивилась она. — Лена уже вся извелась, наверное.
Кирилл печально вздохнул: