Колючка и стихоплёт

Сначала она надела туфли поверх носков, Кирилл фыркнул и покачал головой. Малика нехотя стянула носки и снова обулась. Поднявшись на невысокие каблуки, покрутилась перед зеркалом.

Кирилл встал за спиной Малики, оглядел её сияющее лицо.

— Всё-таки ты женщина: надела красивое платье и уже вся сверкаешь.

— Скажешь ещё что-нибудь в этом роде, и я тебе нос откушу, — не прекращая улыбаться, сказала Малика.

— Завтра мы обязательно будем счастливыми. Самыми счастливыми. Пообещай мне.

Малика задумалась, естественно вспомнила Стаса.

— Я попробую, — осторожно произнесла она.

Утром Малика проснулась в плохом настроении, гнетущее предчувствие никак не сочеталось с обещанной новогодней сказкой. Нарочно игнорируя толчки интуиции, она вымыла волосы, уложила короткие пряди в подобие причёски и снова померила платье. Вид нарядной девушки в отражении немного поднял настроение. В назначенное время она взяла чехол, пакет с туфлями и выпорхнула из подъезда. Кирилл ушёл на пару часов раньше вместе с Наташей. Перед общим школьным праздником Пётр Петрович для своих учеников организовал посиделки с угощением.

В новом классе приближение Нового года почти не ощущалось. Ребята не особенно дружили, за все одиннадцать лет так и не объявился выраженный лидер, горящий энтузиазмом. Никого особенно не травили, разбились на группки и общались внутри маленьких компаний. Староста изо всех сих выполняла возложенные на неё обязанности, пытаясь организовать класс для мероприятий, но выходило это не чаще раза в год. А так как уже отгремел Осенний бал, свой лимит общественной активности ученики исчерпали.

Кое-где на шторах, будто заброшенный случайным порывом ветра, повис дождик, на доске появились меловые снежинки, а с люстры одиноко свесился красный ёлочный шарик. Одноклассницы, возбуждённо переговариваясь, прихорашивались перед единственным зеркалом. Малика пристроила чехол на вешалку, собрала волосы заколкой. До мероприятия оставался почти час, вместе с тремя ребятами она направилась в актовый зал поправить декорации и гирлянды после вчерашней дискотеки восьмых и девятых классов.

Пришлось приклеить на скотч отвалившиеся от буйных танцев новогодние плакаты, заново подвесить упавшую гирлянду, вымести из-под ёлки осколки разбитых игрушек. Зал начал заполняться старшеклассниками, взволнованными и нарядными.

Малика всучила веник с совком первой же встретившейся учительнице и побежала в класс. У зеркала обнаружилась одноклассница, обильно затеняющая веки в попытке придать взгляду глубину. На Малику она не обратила внимания, продолжила по третьему кругу накладывать тени.

Малика расправила волосы и благоговейно коснулась чехла. Медленно стянула защитную материю и оцепенела. Красивая бисерная ткань пестрела ярко-алыми пятнами. Краска была ещё свежей и липла к пальцам. Малика достала обувную коробку, уже догадываясь, что увидит. Серебристые туфли выглядели так, словно неведомое острозубое животное пожевало их и поскребло когтями. Малика собрала ошметки новогодней сказки в пакет из-под обуви, закуталась в куртку и молча направилась к дверям. На выходе из школы затолкала свою ношу в урну. Платье сопротивлялось погребению и топорщилось изодранным кровавым подолом, пришлось придавить его ногой.

Спустившись по ступенькам, Малика побрела к воротам. Она не представляла, куда идёт. Снег падал тяжёлыми мокрыми хлопьями вертикально, без кружения, словно примагничиваясь к земле, оседал на шапке и воротнике пуховика. За спиной остались сверкающие гирляндами окна школы, а впереди стояла белая стена снегопада.

Увидев одинокую фигуру, припорошенную снегом, Малика сначала приостановилась, а потом, наоборот, ускорилась. Кирилл пересекал улицу в неположенном месте, удлиняя опасный участок диагональю, и на дорогу не смотрел. Интуиция Малики в очередной раз слабо трепыхнулась и неожиданно взорвалась болью. В памяти всплыли строчки стихотворения:

Падает снег, падает снег —

Тысячи белых ежат…

А по дороге идёт человек,

И губы его дрожат.

Мороз под шагами хрустит, как соль,

Лицо человека — обида и боль,

В зрачках два черных тревожных флажка

Выбросила тоска[1].

Больше всего на свете в этот момент она мечтала, чтобы предчувствие случившейся трагедии оказалось ошибочным, но глаза Кирилла кричали об обратном.

Она преградила путь его заснеженной фигуре, вынудив остановиться. Опознав в непредвиденной преграде Малику, он печально улыбнулся:

— Она меня бросила.

Малика упрямо сжала губы, эту новость она прочла на его лице несколько секунд назад.

— Надеюсь, она неизлечимо больна и не желала обрекать тебя на мучения рядом с умирающей.

Кирилл нахмурился, хотел отчитать Малику за то, что говорить так жестоко, но неожиданно удержался от воспитательного порыва.

— Нет.

— Наверное, под давлением родителей она уезжает за границу и не хочет связывать тебя безнадёжными отношениями на расстоянии.

— Нет.