Коллекционеры и меценаты в России

Особняком же стоит его поддержка Московского Художественного театра. Нет нужды подробно говорить об этом крупном начинании в культурной и духовной жизни России, так как история театра много раз излагалась и в специальных исследованиях, и в мемуарах; опубликовано и большое число различных материалов и документов. Обратимся лишь к тем эпизодам становления театра, которые неразрывно связаны с именем московского купца-мецената С. Т. Морозова.

Летом 1897 г. после восемнадцатичасового оживленного обсуждения молодой педагог и драматург В. И. Немирович-Данченко и режиссер, актер и «купеческий сын» К. С. Алексеев (Станиславский) пришли к решению создать новый театр, цели и задачи которого существенно отличались от существовавших в то время. Задуманное начинание требовало крупных средств, которых у инициаторов не было. Казалось бы, что один из них, К. С. Станиславский, совладелец и директор (с начала XX в. — директор-распорядитель) солидного паевого товарищества «В. А. Алексеев, П. Вишняков и А. Шамшин» был богатым человеком^{327}. Однако, как справедливо заметил В. И. Немирович-Данченко, он был «человек со средствами, но не богач. Его капитал был в «деле» (золотая канитель и хлопок), он получал дивиденд и директорское жалованье, что позволяло ему жить хорошо, но не давало право тратить много на «прихоти». Был у него и отдельный капитал, но отложенный для детей, он не смел его трогать»^{328}. Сын коммерции-советника С. В. Алексеева^{329}, потомственный почетный гражданин К. С. Станиславский (Алексеев) не имел возможности финансировать единолично новое начинание. Он внес лишь десять тысяч и вместе с женой, актрисой М. П. Лилиной, навсегда отказался от жалованья в театре. «Стесненность в средствах» объяснялась и тем, что у К. С. Станиславского были значительные долги от прошлых «театральных затей», которые, как он сам признавал, сильно подорвали финансовое положение^{330}.

Начинается поиск меценатов. Родственники в помощи отказали. Желание учредить городской театр — это было уже больше, чем прихоть, и о сыне степенного Сергея Владимировича в купеческой среде злословили, что «Кокоша (шутливое прозвище К. С. Станиславского. — А. Б.) разводит канитель». Под канителью подразумевалась его любовь к театру^{331}. На просьбу о субсидии не откликнулась и Городская дума. Речь стала идти вообще о возможности осуществить задуманное, так как, по словам В. И. Немировича-Данченко, «кардинальнейший вопрос нашего дела — денежный — висел в воздухе»^{332}. Владимир Иванович, который вел административно-финансовую часть нового театра, решил обратиться за помощью к предпринимателям, состоявшим «директорами-попечителями» Филармонического общества (их имена перечислены в первой главе). Сравнительно небольшие денежные взносы позволяли этим дельцам на концертах «занимать места в первых рядах» и «перед всей Москвой щеголять своим меценатством»^{333}. Как велись переговоры, мы не знаем, но известно, что миллионер-виноторговец К. К. Ушков обещал четыре тысячи, а остальные — и того меньше: по одной-две тысяче рублей. Конечно, таких средств хватить не могло и требовалась более солидная поддержка, так как театр не мыслился коммерческим предприятием. Он должен был быть «общедоступным» (с очень умеренными ценами на билеты) и особых доходов приносить не мог.

И здесь происходит событие, которое очень продвинуло дело создания нового театра. Или в конце 1897, или в самом начале 1898 г. (точную дату установить не удалось) К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко обращаются за помощью к С. Т. Морозову, который сразу же согласился оказать поддержку, внес десять тысяч и поставил лишь одно, чрезвычайно примечательное условие: театр не должен иметь никакого «высочайшего покровительства»^{334}.

Этот купец любил театр страстно и постоянно посещал спектакли в Москве, Петербурге и Нижнем Новгороде, куда летом на время ярмарки съезжались труппы со всей России. Сохранились свидетельства, что Савва Тимофеевич оказывал и раньше поддержку театральным начинаниям. Так, еще в начале 90-х годов он выделял средства Московскому частному театру (недолговечная антреприза В. В. Чарского). Актер В. П. Далматов вспоминал, что, передав деньги, С. Т. Морозов настоятельно просил сохранить это в тайне, так как боялся, что его «не поймут». В ответ на недоуменные вопросы говорил: «Понимаете, коммерция руководствуется собственным катехизисом. И потому я буду просить Вас и Ваших товарищей ничего обо мне не говорить…»^{335} К моменту создания Художественного театра он уже не боится никаких пересудов, открыто и щедро поддерживает новое театральное предприятие.