Поздно ночью Чичерин диктовал записки в ЦК и Совнарком, указания членам коллегии наркомата и полпредам, писал проекты дипломатических нот и статьи. К утру всё это перепечатывалось и раскладывалось на столе наркома, чтобы он мог подписать их и отправить. Он очень мало спал. Иностранных послов мог пригласить к себе поздно ночью, а то и под утро.
«Передо мной стоял человек, закутанный шарфом, среднего роста, с маленькими пронзительными карими глазами, бородкой и усами, и смотрел на меня поверх очков. Тонким голосом он сказал, указывая на кресло: «Садитесь». Таким представал нарком перед посетителями.
Георгий Васильевич, увидев Коллонтай, был крайне недоволен вмешательством партии в кадровые дела его наркомата. Они были хорошо знакомы по эмиграции. Чичерин знал Александру Михайловну как пламенного агитатора. Но ему нужны были не революционеры, а дипломаты, которые сумеют ладить с иностранцами! И нарком не счел нужным скрыть свое раздражение:
— Как это ЦК затевает такое щекотливое дело, не поговорив предварительно с Наркоминделом? Нашумевшая по всему свету большевистская агитаторша и вдруг — советник советского полпредства! Это неудобно! И особенно некорректно навязывать именно вас Англии. Вы для Британской империи особенно одиозная фигура. Не понимаю, — добавил Чичерин раздраженным тоном, — зачем нам провоцировать отказ в агремане, когда отношения с Лондоном и без того натянуты?
Коллонтай ушла от наркома ни с чем. Казалось, дипломатическая карьера рухнула, не начавшись.
Дельный совет ей дал Леонид Борисович Красин, остроумный и талантливый человек.
В годы первой русской революции инженер Красин руководил боевой технической группой при ЦК партии большевиков. Мечтал создать «бомбу величиной с грецкий орех».
Он пользовался немалым уважением в ЦК, потому что в свое время сыграл важнейшую роль в финансировании партии большевиков. Это он, в частности, убедил миллионера Савву Морозова и мебельного фабриканта Николая Шмидта передать большевикам огромные по тем временам средства. Борьба за эти деньги оказалась долгой и аморальной, с использованием фиктивных браков, но увенчалась успехом.
Леонид Красин занимался и нелегальной закупкой оружия для большевистских боевых отрядов. Царская полиция его арестовала. Он сидел в Таганской тюрьме, где сумел выучить немецкий язык, прочитал в оригинале всего Шиллера и Гете. После ссылки он отошел от революционных дел, окончил Харьковский технологический институт, четыре года строил в Баку электростанции, а потом уехал в Германию, где успешно работал по инженерной части в фирме Сименса и Шуккерта в Берлине. Немцы его высоко ценили.
Красин был одним из немногих большевиков, которые понимали, что такое современная экономика и торговля. Поэтому Ленин привлек Красина к государственной работе — Леонид Борисович некоторое время возглавлял Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной армии и Наркомат путей сообщения, в 1918 году стал наркомом внешней торговли.
Красин симпатизировал Коллонтай. Он по-дружески сказал ей, что не стоит отчаиваться: если откажет Англия, надо попробовать в Норвегию. Александра Михайловна опять пошла в ЦК. Только генсек мог заставить наркома по иностранным делам все-таки согласиться с ее кандидатурой.
Сталин принял ее. Спросил сочувственно:
— Что же мы с вами будем делать? Не хотят вас. Есть ли страны, где вы меньше нашумели?
Коллонтай назвала Норвегию.
Сталин сделал пометку на листе бумаги, лежавшем перед ним:
— Попытаемся и там.
Идея оказалась разумной. Агреман пришел быстро. 1 октября 1921 года норвежский стортинг ратифицировал торговый договор с Москвой, в тот же день его утвердил король Хо-кон VII, это означало признание Советской России де-факто. Советское представительство, получившее задание добиться признания де-юре, именовалось в Норвегии торговой делегацией.
Перед отъездом Коллонтай еще раз побывала у Сталина. Генсек ее инструктировал:
— Говорят, у вас много личных друзей в Норвегии, сумейте использовать их. Пусть ваши друзья вам в этом помогут. Члены Рабочей партии? Пускай и они на нас поработают. Но в дела компартии не вмешивайтесь. Это особый участок, он вас как представителя государства не касается.
Политбюро финансировало среди прочих компартий и норвежскую. Это держалось в особой тайне. Сейчас мы знаем, что в конце 1924 года норвежским единомышленникам выделили 50 тысяч рублей золотом. Точно так же финансировали через Исполком Коминтерна и коммунистов Швеции, куда через несколько лет переведут Коллонтай.
В конце 1921 года НКИД переехал в шестиэтажный дом бывшего страхового общества «Россия» на пересечении Кузнецкого Моста и Лубянки, ныне — площадь Воровского. Отдельный подъезд был выделен для наркома и его заместителей. В подвале оборудовали столовую, завели собственные ателье, парикмахерскую и прачечную. Здесь дипломаты проработали три десятилетия, до 1952 года, когда Министерству иностранных дел передали высотную новостройку на Смоленской площади.