Колодец забытых желаний

Еще он любил яблочный пирог и всегда помогал ей резать яблоки, когда стал постарше. И любил разговаривать про Париж. Это уже после того, как она показала ему фотографии. Они валялись на диване и говорили друг другу, что однажды обязательно поедут в Париж и пойдут в собор Святого Северина на Левом берегу, и там как раз в это время будет играть орган. Когда она рассказывала про собор и Левый берег, он слушал как завороженный, от удовольствия у него даже волосы на голове шевелились!

А потом он вырос и понял, что Алексей ушел из-за нее, из-за того, что не смог жить с ней, и она, получается, испортила не только свою жизнь, но и жизнь сына!..

Может, нужно было отдать его отцу? Или как-то уговорить Алексея остаться?! Или… или…

Очистки падали, и на них капали слезы – а она и не заметила, как перестала улыбаться!..

Что теперь сожалеть, когда изменить ничего нельзя, как нельзя повернуть время!

Федор вырос, и оказалось, что ему совсем не нужны рассказы про Париж, и она, Вероника, ему тоже не нужна и только раздражает тем, что пристает, канючит, просит звонить, если он задерживается! Конечно, сын хочет жить по-другому, не так, как его мама, – уж больно трудно! Но как прожить легко на зарплату музейного работника, когда еще есть старая мать и бывший муж не дает ни копейки! Когда помощи ждать неоткуда, и вечно не хватает ни на что, и дешевый сыр со свежим хлебом – самое главное лакомство?

Она всегда думала, что сын будет любить ее всю жизнь, по-щенячьи, искренне, всей душой, и совершенно не понимала, как ей справиться с его нынешней нелюбовью, вечным раздражением и какой-то брезгливостью, которая, как ей казалось, мелькала у него в глазах, когда он смотрел на нее!

Телефон зазвонил, когда она уже задвинула под раковину ведро и начала тереть на терке ровные скользкие картофелины.

Телефон зазвонил, и она заворчала сердито, потому что всем известно, что натертая картошка немедленно начинает синеть, если не бросить ее сразу на сковородку!

Она бросила нож и, вытирая руки о фартук, пошла в комнату, где стоял телефон.

– Вероника Павловна, это вы? – испуганно спросила Вера Игнатьевна, заведующая сектором французского искусства.

Вероника удивилась.

– Я, конечно! А что случилось, Вера Игнатьевна?

– А вы не смотрите?! – ахнула та.

Вероника решила, что заведующая звонит, чтобы рассказать ей содержание нового сериала. У них в музее сериалы смотрели все.

Сорокапятилетние наивные девчушки вроде Вероники смотрели про любовь и предательство, девушки постарше, посолидней, к шестидесяти годам, смотрели про измены, стяжательство и про мафию, а совсем взрослые, за семьдесят, про войну, Сталина и Инну Чурикову в роли великой русской актрисы.

По вечерам смотрели, а по утрам обсуждали – каждая свое.

Вероника Павловна, насколько хватало телефонного шнура, потянулась и заглянула в кухню, чтобы проверить, поставила она сковородку на огонь или нет. Отсюда было не видно.

– Нет, я не смотрю, Вера Игнатьевна, – сказала она. – Я ужин готовлю. А что такое показывают?

– Включайте скорее НТВ, – испуганной скороговоркой велела заведующая, – скорее, скорее!

Вероника нашарила на диване под собственной попой пульт и нажала кнопочку.

– А что такое-то?!

Если сковородка на огне, масло наверняка уже горит!

– У нас ЧП, – выпалила Вера Игнатьевна, и в голосе ее послышался восторг, смешанный с ужасом. – Самое настоящее ЧП!

Вероника перепугалась. Телевизор налился серым светом, который плавно перетек в голубой. Сейчас начнет показывать.

– Террористы опять дом взорвали?!

– Музей обокрали!

– Как?! Ка… какой музей?!

– Да наш, наш, Вероника Пална! Вот говорят, сейчас говорят и Петра Ильича показывают!

Телевизор выплыл из задумчивости, и на оживший экран из темноты выскочил молодой человек в куртке и с микрофоном в правой руке.

– …стало известно только что, – с места в карьер заговорил молодой человек, глядя очень бойко. – О стоимости пропавшей из Музея изобразительных искусств коллекции не сообщают, директор музея Петр Преображенский считает, что говорить об этом пока рано. По факту кражи возбуждено уголовное дело, и следователи прокуратуры сейчас работают на месте предполагаемого преступления.

Вероника Павловна поднесла ко рту ладонь, словно хотела укусить себя за палец, чтобы очнуться.

– Видите, видите?! – кричала в трубке Вера Игнатьевна. – Господи помилуй, это же наш коридор, и во-он мой кабинет, где стул стоит! Вы видите?!

Кажется, она была в восторге оттого, что дверь в ее кабинет, а заодно и стул показывают по телевизору!

Камера мазнула по стенам, в которых Вероника провела всю свою жизнь, и переместилась к слишком ярко и странно освещенной свинцовой двери в хранилище, возле которой толклись какие-то чужие люди, очень много!

– Господи помилуй, – повторила Вероника.