Зачем кому-то понадобилось устанавливать сообщение между крышей сотового дома и дном двора-колодца, он не спросил просто потому, что вниманием его завладело ещё одно улучшение, произведенное неизвестно кем, когда и зачем. На углу дома красовались новые шикарные таблички: первая - с названием улицы, вторая - с номером дома и третья, официального вида, с гербом. Подойдя ближе, Валентин Юрьевич прочёл: "Музей коммунального быта", - рельефно и крупно, а ниже, буквами помельче, пущена была какая-то дьявольская аббревиатура, расшифровать которую Ключик не смог, не хватило фантазии. Вероятно, то было название организации, взявшей под крыло музейный дом на Девичьей улице.
Глава восемнадцатая
Валентин Юрьевич Ключко самозабвенно рубил дрова. Выхакивал облачка пара, разлетевшиеся поленья подбирал и кидал в кучу, под стену пристройки. Нет лучше средства от апатии, чем рубка дров. Ключик увлёкся: ломота в пояснице, занозы в ладони - пустяки. "Хак!" - топром, - "Стак! Стак!" - одно за другим в кучу занозистые полешки, - "Фху!" - пар изо рта. Вошёл в ритм, работал шумно, подстать паровому локомотиву, поэтому не заметил, как пришёл в действие локомотив электрический. Только когда колокольчиком прозвенел сигнал остановки, и разъёхались прозрачные двери похожей на аквариум кабины лифта, Ключик оглянулся.
- Шклац! - щёлкнул затвор.
Ключик смигнул, прикрылся топором от вспышки. Дурацкое положение для хозяина дома - согбен над кучей дров, упирается рукою в колено, физиономию прячет за топором. Фотографу, тем не менее, ракурс показался удачным, - двор озарился серией вспышек. Все фазы распрямления спины, все нюансы мимики Ключко Валентина Юрьевича, все промежуточные положения топора - всё это было подмечено, схвачено и сохранено для истории. Финальный кадр вышел просто великолепно: волосы у хозяина дома всклокочены, глаза чуть не с чайное блюдце, рот открыт; клетчатая рубашка расхристана, торчит из-под расстёгнутой куртки; тёртые джинсы в деревянной пыли, пузыри на коленях; в правой руке топор. Бедный студент на утренней разминке. Злосчастный Родион.
Из стеклянной кабины во двор вывалила толпа - так показалось затворнику, - на самом деле всего-то семеро.
Две низкорослые азиаточки, друг от друга неотличимые, в одинаковых дутых зимних костюмчиках и вязаных шапочках, вертлявые, обе с чудовищными фотоаппаратами наперевес, - из кабины выскочили цирковыми собачками, за собою вытащили угрюмого сутулого типа в тулупе поверх унылой визитки. "Переводчик", - догадался Валентин Юрьевич.
Неопределённого возраста пара - определённо муж и жена, - сухие, какие-то даже суковатые, в мохнатых треухах, "алясках" и негнущихся джинсах, сунутых в унты, вышли следом, высокомерно поглядывая под ноги. Надо полагать, они боялись вступить во что-нибудь непотребное, из-за чего напоминали цапель на болоте. За ними выкатился толстячок, сплошь затянутый в чёрную кожу, - их переводчик. Посверкивая во все стороны чёрными квадратными очками, он шевелил нижней челюстью, словно бы проверял готовность речевого аппарата.
Дородный мужчина административного вида сошёл во двор последним. Пальто с бобровым воротником сидело на нём чугунно, как на памятнике; идеальные складки брюк рассекали пространство, как носы океанских лайнеров режут воду, подошвы страусовых туфель ступали твёрдо. Под ноги хозяин шикарных туфель не глядел. Зачем? Всё непотребное должно убраться с дороги само. Первым делом он придирчиво осмотрел лифтовую кабину и рельсы, затем дом номер десять бегло окинул взором, после чего подошёл ближе, и, сложив губы в куриную гузку, стал побуквенно изучать надписи на музейной табличке.
Валентину Юрьевичу не дали освоиться с ситуацией, на него накинулись девушки. Ухватили за рукава, повернули спиной к поленьям, что-то прощебетали своему переводчику, он хмуро ответил, забрал у них камеры, отступил и стал целиться объективом в хозяина дома. Девушки поставили потерявшего дар речи Ключика в красивую позу, развернули в его руке топор так, чтобы видно было лезвие, сами повисли у него на плечах - справа и слева. Переводчик крикнул им что-то с видом дрессировщика, понукающего питомцев, щёлкнул камерой раз и ещё раз, повесил её на шею и взял другую. До Ключика наконец дошло, что его роль незавидна - что-то вроде фотографического болвана или ручной обезьянки. Собрался возмутиться, закрутил головой...
- Не шевелитесь! - прикрикнул на него дрессировщик, и вторым аппаратом запечатлел зверскую физиономию Валентина Юрьевича и девичьи улыбки.
- Аригато! Аригато! - по очереди прокричали улыбчивые девицы, отобрали у поводыря камеры, глянули, одна расхохоталась, и стала показывать второй результат.
- Ы! - скалясь, передразнила та, глянув на Валентина Юрьевича и его топор. Вторая, по-прежнему хохоча, кивнула ему: "Аригато!"
- Аригато, - машинально повторил Ключик, чем привёл девиц в полный восторг.
- Вы экскурсовод? - спросил переводчик с таким выражением, будто с детства ненавидел экскурсоводов, а к Валентину Юрьевичу питал личную неприязнь.