Колокола весны

На новом месте спалось легко. Как в детстве.

Парни в комнате мировые. Всё! Амба! Песец! Хватит метаться, хватит дуроломить. Прощай, жизнь с дымом!

3дравствуй, Камаз!

Остаюсь по гроб дней!

Да с моими пятнадцатью ремёслами начальники цехов будут рвать меня на сувениры!

Но утром по пути в кадры я стороной прослышал, что в соседнем общежитии по нечаянности глубокой вроде как выронили одного в ночное окно. Была вчера получка. А в получку как объехать буревестник?[55] Вот и разыгрались ваньки-в-стельку… Так могут выронить и меня!? Кидаются в окна трудовым народом, ну как пустыми семечками!

Выхватил я свою честную трудовую и дай-подай Господь ноженьки!

Прощайте, камазятушки, шальные козлятушки! Целоваться взасос не будем. Ну вас! Некогда!

13

В Воронеже я присох к охране завода. Как я считал, на спящей должностёнке. Да ну один чёрт ей рад.

Ночь. Добрые люди спят. А ты слоняйся, как дурасёк со свистком. Это было противно моему естеству.

Хорошо птицам. Господа учёные доказали, что птицы могут спать в воздухе. Оказывается, те же фрегаты умеют полностью «отключать» мозг во время полёта, впадая в глубокий сон примерно на минуту в то время, когда воздушные потоки поднимают тела птиц вверх. Сейчас минутку покемарил, потом ещё минутку — за сутки набегает целый час полноценного сна в полёте.

Об этом я думал всё первое дежурство, до бешенства распалял себя тем, что я ничуть не хуже Гордея.

Гордей вон даже в дневную смену безбоязненно спит запоем себе на здоровье на лавочке у компрессорной. А вредный стаж растёт.

А тут ночью майся!

Я не стал противиться природе. Тем более, нарешил я, глупо. Начальство ж умнявое — на то и начальство! — спокойненько задаёт у себя в серали храпунца. Не подловит.

Едва заступил я на второе дежурство, сон подсёк меня прямо на порожках. Даже не дал в караулку войти. Сидя я уснул.

Бугор (начальник) смаячил у меня оружие, благоразумно не разбудил меня.

А утром пролупил я родные глазоньки и обнаружил вложенный мне в руку приказ о моём увольнении. Прощай, спящая красавица![56]

Нигде и никому я не нужен…

Назад! Назад!! Домой!!!

Весь белый свет слился у меня в одну ясную точку Синие Дворики.

Простите, Дворики, меня. Простите и примите назад своего блудного валушка…

На автовокзале народу, как мурашей на сладкой корке.

Еле дотолпился до кассы.

— Милушка! Один до Синих! На сейчас!

— Или под глазами нос потерял? Не видишь? — В зелень крашеный коготь тукнулся в объявление на стеклянной отгородке. — Всё написано. Читай!

— А-а… Я читал… Нету… Ну и что? А ты, милаша, всё-таки подай один без места… У меня ж и без сдачи. Ровно руб три!

— Повторяю русским языком. На отходящий ничего нет. Бери на следующий. Через час пойдёт.

— На следующий так на следующий, — бормочу я, соображая своё, и радостно гаркаю: — А на следующий, любаня, подавай уже два!

Кассирша захлопала метровыми фиолетовыми реснищами:

— Перед кем выхорашиваешься?

— А перед жёнкой! — созоровал я. По плечи вдавился в окошко, совершенно секретно докладываю: — Да за твой час я на всю жизнь жену себе тута такую отхвачу!.. Малый я добутной… Людей кругом без провороту. Есть из кого искать…

Однако перед глянувшейся подмолодкой в очереди я побоялся распускать пёрышки. Всё же вокзал. На какую ещё западёшь. Уж лучше дуну я по старому адресочку!

Справа от автовокзала кошачий домик (женское общежитие строителей). Вахтёрит там на КПП пожилая грубоватая лосиха. Временами она признаёт меня за своего. С одной и той же заботой я не раз подтирался к ней.

Она знает, какую мне надо.

Знаю и я, что за так она меня и в упор не заметит. Хоть сядь я перед нею на её дежурный кривоногий столик.

Я ей, куряке, на лапу бах пачку «Беломора».

После "Беломорчика" у неё выказывается зябкий интерес ко мне.

— Ну что, Сахар Медович, — лениво надрывает уголок пачки, — грехи душу всё моют да в рай не пускают? Разбежался наш анчутка за пачку беломорин хапнуть целинку, за что узкоглазик бобёр[57] отвалил мильоны на мильоны? Ит[58] ждёшь-пождёшь, когда поднесу тебе розочку п… на золотом листу? Счас попробую, бесталанный ты гулянчик…

Мимо настёгивает вприбежку в прирастёгнутой сверху фуфайке загвазданная белилами канашка килограммов так на шестьдесят. С аккуратненькой, бомбической фигуркой валторны. Не какая там глиста в скафандре…[59] И афишкой Господь не обидел. Логарифмы[60] весёленькие… Ну, средненькая так. По мне самый разище. Ой-оюшки-и! Так бы и засигарил аварийный снайперский европоцелуй!

Внезапно меня подсекло рыцарское великодушие. Я отважно спасу её от изнасилования! И как? Опаньки! Да я просто-напросто её уговорю!

— То-онь! Зиброва! — окликает вахтёрка мою спасёнку. — Жми на стоп-кран! Не спеши. Не водой ит несёт. Передохни́ … Подгребай сюда… Я чтой-то давнешко не видала твоего быка-кадревича. Где он?

Не срезая торопливого шага, Тоня сердито кидает- рисует кулачком перед собой в воздухе крест:

— Помер от счастья!