Колокольников –Подколокольный

Насте захотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Она даже быстро поискала глазами, но ничего подходящего под рукой не оказалось. К тому же мама обидится, огорчится — ничего себе дочка, позорит ее, пришла в гости и сразу побила хозяина…

Стало еще скучней и противней.

Настя посмотрела на Антона и вдруг догадалась, в чем дело.

— Послушай, — сказала она. — Я тоже совершенно не хочу с тобой знакомиться. Нужен ты больно. Мы с Алиской договорились на мастер класс по художественной росписи ногтей.

— Я тоже на лекцию одну подписался, редкую очень, а тут ты, — Антон улыбнулся, но совсем по-другому, не противно и не дебильно, и сказал: — Тогда давай вести непринужденную беседу.

Они замолчали. За стеной звенели чашками и осторожно смеялись.

— Торт принесли? — спросил Антон.

— «Лесную сказку».

— Косяк, — сказал Антон. — Жирный. Бабушке только йогуртовые можно.

— А у вас разве бабушка?

— В маленькой комнате. Ее на кухне кормят, когда гости уйдут. Она ходит плохо, сидит в коляске, мамон это реально бесит. Я бы ей сейчас кусок торта отнес.

— Ну вот… В другой раз правильный принесем.

— Думаешь, еще раз придете? — Антон усмехнулся.

— Мама, может, и придет… Или твои — к нам.

— Ну это если они сегодня не разоср… Не поругаются.

— С чего им ругаться-то?

— Из-за политики или так, от зависти. У кого евроремонт лучше. Хочешь, поди послушай, о чем говорят. Или про политику, или хвастаются, кто что купил. Спорнем?

— Тоска зеленая, — сказала Настя.

— Зашибись «креативчик»…

Опять помолчали. За стеной говорили про скидки в каком-то мебельном центре.

— У меня тоже бабушка есть, — сказала Настя. — В Таганроге.

— Небось, каждое лето на море зависаешь?

Настя не любила рассказывать про таганрогскую бабушку. Потому что если те, кому она рассказывала, знали, что в Таганроге есть море, то они начинали завидовать. А про то, что она никогда не была в Таганроге, было трудно и долго объяснять. Она сейчас сказала об этом Антону и сама не поняла, почему. И уже совсем удивилась, что спокойно говорит дальше:

— Это папина мама. Мы не общаемся. Мама с папой разошлись, когда мне три года было. Так и не общаемся. Бабушка иногда звонит, плачет даже. Говорит, бери билет до Ростова, сосед встретит, а там всего-то час — и Таганрог. У нее дом свой. Сад. Море.

— Дела, — серьезно покачал головой Антон. — Ну ничего, может, вырулится у них как-то, помирятся… Да ты скоро сама вырастешь, забьешь на их разборки и приедешь.

— Ну да, — сказала Настя. Она не верила, что когда-нибудь мама с отцом помирятся, но было приятно, что Антон сказал про все это с надеждой на хорошее. Даже не с надеждой, а как будто знал точно.

Опять помолчали.

— А кто такой Борис Евгеньевич? — спросила Настя.

— А что?

— Твоя мама обещала познакомить мою маму с Борисом Евгеньевичем.

— Примите наши соболезнования. — Антон опять усмехнулся.

— Мама даже прическу сделала.

— Вау! Это дядюшка мой, двоюродный брат мамон. Она его женить мечтает. Боря, говорит, я за тобой в старости горшки носить не буду, учти, давай не тяни, женись. У него борода толком не растет и восемь хомячков дома. Хочешь такого папу?

— Я никакого папу не хочу.

Вдруг ужасно захотелось уйти и гулять одной, пока не надоест. Сказать, что ли, маме — я пойду погуляю? Начнут расспрашивать, как и что… Куда деваться от всех?

— Извини, — сказал вдруг Антон. — Правда, извини, пожалуйста.

Настя молчала, чтобы не заплакать. Перед ней раньше никто ни за что не извинялся.

— У тебя паспорт уже есть? — спросил Антон.

— Дома. Я в гости с паспортом хожу, что ли?

— Мамон говорила, вы близко живете?

— Пять минут дворами.

— Хочешь в Таганрог, на море бабушкино?

— Больше всего на свете.

— Так поехали!

— Совсем, что ли? Это поездом почти сутки.

— Ну и что? Возьмем билеты и поедем.

— Молодец! «Возьмем» билеты! Их просто так дают, что ли?

— У отца три карточки, а у мамон четыре. Одну вполне позаимствовать можно, ту, что сейчас у нее в сумке в прихожей.

— А ты что, все пин-коды знаешь?

— Я много чего знаю. — Он опять усмехнулся. — Позаимствую. Потом верну, когда прославлюсь.

— А когда ты прославишься?

— В молодости. Так что все им скоро верну, ничего страшного.

— А бабушка твоя с кем останется? Кто ее тортом угостит?

— А мы ее тоже возьмем.

Настя думала, что Антон шутит, и сказала:

— Тогда и Агафона надо. Это мой кот.

— И Агафона тоже. Возьмем купе на четверых, поместимся.

Молча смотрели друг на друга.

— Ну что? Тут быстро надо, пока они там без нас. Пойду бабушку предупрежу. Она всегда тепло одета, ей и собираться-то — только документы и лекарства в сумку покидать.

— А вдруг она не захочет?

— Со мной она куда угодно захочет. Что ей тут делать-то, месяцами из квартиры не выходит, а тут и поезд, и море. Сядем в поезд, твоей бабушке наберем.

— Так, ну привет, а школа? — спохватилась Настя.

— В Таганроге что, школ нет? И вообще, сейчас не об этом. Нам сейчас главное уехать. Жизнь дается один раз, и ее надо прожить, а не протерпеть.

Через полчаса Марина Александровна, Нелли Вадимовна с супругом и похожий на лысоватого хомяка Борис Евгеньевич все еще разговаривали про холодильники, распродажи, скидки и санкции.