Кольцевой маршрут

— Ты не спросил, как я тебя нашёл.

— И как?

— Мне подсказали.

— Ясно, — кивнул я.

Крысы шныряют везде. Одна из них, по-видимому, завелась и в Бюро. Главное, чтобы это не оказался Йен, но кому-кому, а Йену я доверял. Он потерял жену и ребёнка в борьбе с террористической плесенью, распространившейся по стране после объявления Эрлингом капитуляции. Нет, это не Йен. А кто конкретно из моих бывших коллег — Вассерберд, Диц или Штомберг — не имеет значения. Когда портки лезут по швам, грех заниматься фигурной штопкой.

— Ты законопатил меня в Рох, — напомнил Полли.

— Да.

— Жуткая дыра.

— Угу.

Он не преувеличивал. Исправительная колония «Родельхоф» представляла собой буфер для молодёжи, решившей обратить вспять эволюционный курс — от человека умелого до обезьяны с кувалдой. Начальник тюрьмы, Симон Родель был садистом — но садистом расчётливым, знающим себе цену, и когда дамы из «Христианского Возрождения» пеняли ему на процент смертности, он подкупающе улыбался: «Ой-е! А что вы хотите, медам? Чтобы Господь вновь усадил козлищ в Бундестаг?»

— Рох — это могила.

Я промолчал.

— Не согласен?

— Из могилы не выходят. А ты вышел.

— Я вышел, — подтвердил Полли. — А знаешь почему?

Я-то знал. Но надеялся, что он никогда не узнает.

— Три с половиной месяца, — тихо сказал он, — именно за столько парни превращались в доходяг. Даже без карцера, просто на одной размазне. В дерьмо. Без жратвы человек — дерьмо. Кто ерепенился, получал вечер в стиралке. Хотя некоторым нравилось. Поблядушек хотя бы кормят.

— Ты не потерял в весе.

— Я? Нет.

— И не выглядишь поблядушкой.

— Нет.

Он посмотрел на меня без улыбки. В полутьме глаза странно мерцали — блестящие точки, окруженные темным провалом.

— Меня выкупили.

— Что?

— Заплатили. Родель — старая жила. Кто-то дал ему деньги, и меня не трогали. Не пустили под пресс. Даже не били почти. Можно сказать, я жил как король. А потом хренакс — и амнистия!

— Повезло.

У меня затекла спина, но я сидел неподвижно, стараясь влиться в стену, раствориться в ней. Голос Полли звучал рассеянно, взгляд проходил сквозь меня и уходил в пространство, не задевая шкафов и корзин, наваленных грудой до самого потолка.

— Как думаешь, Эрих, кто бы это мог быть?

— Кто?

— Тот, кто внёс за меня залог.

— Твои дружки?

— Дружки, — нахмурившись, повторил он. — Ну да… Я и сам так думал. Но оказалось иначе. Я выяснил. Я до всего докопался. И знаешь что? Про меня забыли.

— Бывает.

Эта ночь болезненно затянулась. Мне хотелось, чтобы он наконец ушёл. Боль от ушибов пульсировала все сильнее, как яркое свидетельство моей природной дурости. Говорят, что жизнь учит. Неправда. Можно раз за разом читать одну и ту же страницу, становясь только глупее.

— Я долго об этом думал, — продолжал Полли. — Пытался понять, кто это мог быть…

— Да?

— Понять, зачем он это сделал?

— Идиот какой-то.

— Идиот?

Он резко подался вперёд:

— Зачем, Эрих?

В его пылающем лице был тот же вызов, что я иногда видел у Матти. Их как будто одним пальцем делали. Но к рождению Полли я уж точно не имел отношения.

— Решил загладить вину? Думаешь, я прощу?

— Ты не простишь, — подтвердил я.

Он оскалился:

— Точно. Тогда зачем?

— Да просто деньги жгли карман, — злобно сказал я. — Не люблю бренчать мелочишкой.

Секунду-другую он стоял неподвижно, будто огорошенный молнией. Губы сжались в плотную белую линию. На щеках заиграли желваки.

Я опять напрягся, ожидая пощёчины.

Но её не последовало.

Хлопнула дверь. Жидкий электрический свет икнул и погас.

Допрос завершился.

______________________________________

[1]Raubritter (нем.) — «Рыцарь-разбойник». Персонаж рыцарских романов, бандит, благородный своей родословной.

[2] Альтервассер — букв. «старая вода». Переиначенное «Альстервассер» (Alsterwasser) — «вода с реки Альстер», пиво с лимонадом, излюбленный напиток северных немцев.

Глава 15. Побег

Есть вещи, которые ломают волю быстрей, чем самая грубая сила. Намного более разрушительные, чем окрик и зуботычина. Более опасные, чем прямая угроза. Это что-то — тревога и страх неизвестности.

Особенно, если боишься не за себя.

Погружаясь в лесные дебри, я оставил жену и сына под охраной Траудгельда, который, может, и был мастером в деле воскрешения кофемолок, но вряд ли набил руку в купировании массовых беспорядков.

Массовой дури.

Погромы. Драки. Расхлёстанные вдребезги стёкла и атмосфера паранойяльной ярости. Хартлеб хорошо постарался, унавозив будущую делянку. Победит ли он на выборах? Если не сейчас, то позже. Впрочем, разборки политических зубров интересовали меня сейчас меньше всего. Афрани… Матти! Я мог думать только о них. Думать — и сходить с ума от бессилия!

За стеной бесновался мотор — то взрёвывал, то переходил на чахоточный кашель. Кто-то хрипло и надрывно ругался. Неужели бандиты решили отказаться от ночного рейда? Разумно. Одно дело — триумфально въезжать в поселение, разбрасывая зажигательные гранаты, и совсем другое — топать на своих двоих, рискуя получить вилы в бок. Я бы не рисковал. С другой стороны, передышка означала кое-что ещё.

Цирковой номер под названием «Эрих и Проволока».

— Вот же дрянь!