– Не знаю. Вы попросили меня откровенно ответить – я вам откровенно и отвечаю: не знаю. Я ведь человек подневольный и делаю то, что прикажет начальство. Главный редактор попросила написать о Борисе Дмитриевиче – и вот я здесь. Если она попросит написать о вас – я к вашим услугам.
Петр заскрежетал зубами.
«Елки-палки, а ты ведь не очень хорошо к нему относишься», – промелькнуло в голове Лихуты. Панарин завидовал Борису Дмитриевичу и почти не скрывал этого. Впрочем, он ведь не знал, что перед ним сидит не обычный журналист, а психолог, который может сделать выводы по мимике, жестам и репликам.
– Значит, по-вашему, Истомин недостоин того, чтобы о нем писали, – проговорил молодой человек. Панарин-старший отвел глаза в сторону:
– Ну почему же… Я просто не понимаю, почему выбрали его – вот и все. А вообще я рад за своего приятеля. – Голос Петра задрожал, он коснулся рукой напряженного лица. Все эти жесты свидетельствовали о лжи. Панарин завидовал другу и лгал: никакой радости он не чувствовал. «Может быть, он каким-то образом причастен к смерти Вити», – подумал Дмитрий и поинтересовался:
– Ваш брат сказал мне, что недавно Истомин пережил большую трагедию.
Панарин оскалил зубы:
– Пережил – ну и что? Это разве повод о нем писать?
– Я же сказал, мы люди подневольные, – заметил психолог и продолжил: – Как же могло такое случиться?
Теперь Петр смотрел ему прямо в глаза:
– Понятия не имею. Там никого не было. Мой брат любит рассказывать все в подробностях, поэтому он наверняка ничего не упустил. Ну ладно, еще раз в двух словах: мы пришли с рыбалки и обнаружили Витю повешенным на сосне. Следователь уверял Бориса, что это самоубийство, но старик не сдался. Не удивлюсь, если он станет рассказывать больше о племяннике и о недобросовестных полицейских больше, чем о самом себе. – Петр встал и взглянул вдаль, прикрыв глаза ладонью. – Вон уже и Остров виднеется. Пойду посмотрю, что делается в каюте. – Он повернул к ступенькам, ведущим вниз, и чуть не столкнулся с Геннадием Ивановичем Нечипоренко. Лихута подумал, что разговор о Викторе не испугал его, Петр не закрылся, а значит, вряд ли имеет отношение к убийству.
– Куда идешь? – голос старого приятеля Истомина звучал шутливо. – Ну как, уже подъезжаем?
– Подъезжаем, – кивнул Панарин и скрылся в каюте. Нечипоренко присел с психологом.
– Боря – мой старый друг, – заговорил он без предисловия, – был и останется на всю жизнь. Таких людей в жизни встречаешь не часто. Недавно он пережил страшную трагедию – похоронил единственного близкого человека.
– Мне рассказывали, – осторожно заметил Лихута.
– Если рассказывали, значит, избавили меня от необходимости говорить о неприятном, – поморщился Геннадий Иванович. – А посему у меня к вам одна просьба, молодой человек. Пожалуйста, думайте, когда о чем-нибудь спрашиваете Борю. Я не желаю, чтобы он страдал.
Слушая собеседника, Дмитрий внимательно наблюдал за ним. Нечипоренко говорил совершенно искренне. Голос не дрожал и не менялся, руки спокойно лежали на коленях, глаза не моргали. Он смотрел в глаза собеседнику, и его взгляд не был слишком пристальным. Пристальный взгляд – это тоже один из сигналов лжи, это не что иное, как контроль за реакцией слушающего. Как он воспринимает лживые сведения – верит или сомневается? Вне всякого сомнения, Геннадий Иванович действительно беспокоился за друга.
– Мы с вами договорились? – спросил он. Дмитрий кивнул:
– Разумеется. Не беспокойтесь, мои вопросы связаны с его профессиональной деятельностью.
Услышав об этом, Нечипоренко улыбнулся:
– Как интересно! – И, посмотрев на приближавшийся берег, заметил: – Готовьтесь, мы подъезжаем.
И Лихута, и его собеседник быстро вскочили и бросились к вещам. Катер подходил к Острову. Дмитрий внимательно рассматривал владения Истомина – небольшой мыс, окруженный морем с трех сторон. Разумеется, его ни в коем случае нельзя было сравнивать с какими-нибудь красавцами архипелагами в Тихом океане. Просто клочок земли, покрытый густым леском, – и не более. «Нет, за такие владения никто не стал бы убивать, – сделал вывод психолог. – Если тут не нашли полезные ископаемые». Катер дернулся, швартуясь, и друзья потащили на берег сумки и снасти. Истомин вышел последним и улыбнулся Дмитрию. Его лицо выглядело измученным, и психолог понял: эта поездка далась хозяину нелегко. Едва ступив на Остров, он погрузится в ворох неприятных воспоминаний. Однако мужественный человек готов был пережить все сначала, лишь бы покарать убийцу. «А был ли убийца? – мелькнула в голове предательская мысль. – Ведь ни один из приятелей Истомина не высказал такой версии. Что, если Виктор действительно покончил с собой? А что касается его друзей… Почему он так уверен, что они что-то видели? Предстоит все тщательно проверить». Лихута спустился на серую гальку. Вода, омывавшая берег, была голубой и прозрачной, не хуже, чем возле владений Бориса Дмитриевича.
– Любуетесь? – Илье Лазебникову удалось незаметно подойти к Дмитрию. – Первый раз в таком месте?
– Признаться, да, – кивнул психолог. Илья улыбнулся: