Почему-то она почувствовала себя неуютно. Место показалось ей чопорным и слишком роскошным.
Первый зал, в котором журчал фонтан, и сладко пахло розами, представлял наиболее тихую сторону развлечений: почтенная публика в дорогих костюмах играла в шахматы.
– Вынужден согласиться, – чинно кивнул Цири профессор. Он так и парил над землей в своем гробу, вызывая вежливо-удивленные взгляды местной публики. – Но любое развлечение такого сорта, как то, о котором я осмелился попросить вас, всегда требует некой импровизации, поскольку только спонтанность придает вкус и очарование празднику жизни.
Через зал, бесшумно ступая копытами по толстому ковру, к ним прошла женщина-бариаур. Глаза на ее изящном скуластом лице были подведены ярко-изумрудными тенями, и затянута она была в кокетливый зеленый жилет. Темно-рыжие волосы украшали золотые бусины в волосах.
– Меня зовут Ан’ниви, и я буду вашим проводником в мир чувств, – улыбнулась она. – Что сегодня желают испытать наши клиенты, чего не чувствовали никогда?
Йеннифэр жестом указала в сторону профессора.
– Господин Ливертонд желает вспомнить праздник юности, – коротко сказала она и обвела остальных испепеляющим взглядом, особенно задержав его на Мелькоре. – А я бы желала отдохнуть.
Проводница кивнула, переступив копытами.
– У нас есть сенсориум, в котором запечатлены воспоминания об особенно бурном выпускном празднике…
Профессор поправил пуговицы жилета и ожесточенно покачал головой. Ан’ниви вежливо умолкла, с любопытством глядя на него.
– Ни в коем случае! – отрезал он, прочистив горло. – Никаких сенсориумов и приятных воспоминаний былых времен! – профессор сделал паузу, сменив тон с решительного на спокойный. – Сложность и состоит в том, что я бы желал своего непосредственного участия в празднике. Влияния на события, если так можно выразиться.
Джарлакс пожал плечами.
– Тогда этого не делается на трезвую голову, что бы там ни говорили! – убежденно заявил дроу и улыбнулся их новоявленной помощнице. – Так что для начала отведите-ка нас туда, где мы можем присесть и выпить! Только без золотых тарелок и хрустальных зеркал! – он ехидно стрельнул взглядом на Мелькора. – Тебе же не нужны золотые тарелки и хрустальные зеркала?
Мелькор скривился и послал Джарлакса подальше.
Ан’ниви отвела их в просторную комнату, чем-то неуловимо напоминавшую кухню в их доме – разве что вместо плиты и шкафов с тарелками был выход на обширный балкон с гигантскими гортензиями. Обстановка была уютной: чинного мебельного гарнитура, за которым предлагалось сидеть, выпрямившись и поддерживая светскую болтовню, не наблюдалось. Зато был низкий стол возле большого дивана, и по помещению разливался теплый неяркий свет. Цири счастливо плюхнулась в огромное темно-синее кресло, больше напоминавшее мешок. Мелькор вальяжно развалился на подходящем по росту диване, свесив ступни через подлокотник. Майрон заставил его подвинуться и устроился, откинувшись спиной на бедра валы.
Йеннифэр кисло оглядела парочку, оккупировавшую диван, и с красноречивым видом опустилась в другое кресло – единственное оставшееся после того, как на втором расселся Джарлакс. Профессор и его гроб заняли все свободное пространство за столом.
– Что желаете выпить? – бариаур обвела их теплым взглядом. Улыбка обозначила ямочки на ее гладких щеках.
– То, что заставит опьянеть призрака, – развел руками Джарлакс.
Девушка смущенно кашлянула, и на ее гладких персиковых щеках разлился легкий румянец.
– Я боюсь, что это невозможно.
Мелькор устало вздохнул.
– Тогда то, что заставит опьянеть нас! И что-нибудь необычное для тех, кто не был в Сигиле!
Как называлось то, что им подали, не знал никто. Синяя жидкость в маленьких стопках, налитая из хрустального графина, горела исключительно красивым радужным пламенем, а в голову била сразу же и хлеще, чем лошадь копытом. Йеннифэр после первой же стопки ощутила себя так, словно в нее влили по меньшей мере бутылку вина, а в животе разлилось приятное тепло.
«Ох-ох. Что же дальше будет, если это первая стопка?»
– Ничего себе, – Майрон встряхнулся и отрывисто выдохнул. – Что они туда кладут?
В воздухе висела странная недосказанность. Все понимали, что напиться собираются с определенной целью и ради вдохновения, которое каким-то образом подскажет, что делать с проблемой профессора Ливертонда в его желании победить естественные ограничения существования в призрачной форме. Он же и нарушил неловкое молчание.
– Знаете, я впервые за все существование в этом обличье выбираюсь в таком обществе за пределы университета, – его мерцающий голубоватый силуэт парил над гробом. – И вижу, будто вы чувствуете себя нелепо, но могу посоветовать вам лишь отдаться на волю чувств, – он улыбнулся, глядя на них всех со странной теплотой. – И поверьте, вдохновения в молчании не найдется.
– Мы, кажется, говорили о природе смерти? – Майрон обвел всех заблестевшими глазами. Щеки у него слегка порозовели.
Цири скорчила усталую рожицу и оперлась подбородком на руки.
– Серьезно? – фыркнула она. – Мы хотели праздника, а сейчас пришли и сели говорить о смерти?