Кольцо принца Файсала

– Мой отец был крестьянином. У него было две коровы и семеро ребятишек, из которых я был старшим. Мы жили в деревеньке совсем рядом с морем. Я мало что помню из тех времен, но однажды к нам пришел один человек, который был другом моего отца. Мы были знакомы с ним уже много лет. Он взял с собой меня и двух моих братьев, чтобы, как он выразился, «немного поплавать». Потом оказалось, что он собрал почти полсотни юношей с нашего побережья. В тот день мы первый раз в жизни увидели испанское работорговое судно. Оно стояло на якоре в бухте. Я не знаю, о чем тогда думал и почему не сбежал, пока была возможность. Нас всех посадили в лодки. Друг моего отца тоже был с нами и всю дорогу болтал, стараясь нас успокоить. Но на борту от его дружелюбия не осталось и следа. Теперь ты понимаешь, почему я, как и мистер Бриггз, терпеть не могу испанцев.

И Сахарный Джордж улыбнулся.

– Расскажи мне, что было дальше, Джордж.

– Дальше? Черт возьми, дальше! А дальше нас заперли в трюме.

Выражение лица Джорджа поменялось, он тяжело и часто задышал.

– Там, внизу, нас было сотен пять, не меньше. Мы сидели, плотно прижатые друг к другу, закованные в кандалы. Но еще раньше, когда только подняли паруса и я увидел, как исчезает вдали мой берег, я вдруг понял, что уже больше никогда не увижу своих отца и мать, своих маленьких братьев и сестер. Взрослые плакали и молились Богу. Я не помню, чтобы я плакал. Мой брат умер во время плавания. Они выбросили его за борт. Мы многих потеряли, но мой второй брат, малыш Аруно, выжил, как и я. Наконец мы прибыли в Порт-Ройял, где нас выставили на аукцион. Перед этим нас помыли, дали нам чистые повязки на бедра и по глотку рома для бодрости. Мой брат выглядел таким тощим и изможденным. «Мы больше не поплывем, Н’Туно?» – спросил он. «Нет, Аруно, – ответил я, – все уже закончилось». – «Значит, мы скоро будем дома, с мамой и папой?» – спросил он. Я не успел ему ответить, потому что его увели прочь. Больше я его не видел.

Джордж вздохнул.

– Мне повезло оказаться на «Арон Хилле». Подумать только, Том, у меня здесь есть жена и дочка, и я могу думать о том дне, когда стану свободным и буду видеть, как моя малышка Санди растет как свободная девочка. Заведу собаку, которую мы назовем Йоопом…

Сахарный Джордж встал и, не глядя на Тома, направился к хижине, которую он делил со своей семьей.

– Завтра будет длинный день, Том, – сказал он на прощание. – Поспи хоть немного.

Той же ночью скончался надсмотрщик по имени Смит. Его нашли мертвым в постели. Говорили, что он умер от пьянства. Джордж вместе с другими рабами похоронил его. Появился мистер Бриггз в шлафроке и произнес несколько слов над могилой усопшего. Следом они все вместе пропели псалом. Звать священника было еще слишком рано и в то же время уже слишком поздно.

Том лежит в своей большой, чудесной собачьей будке, и ему снится, будто он стал капитаном великолепного галеона, но тут его кто-то начинает тормошить.

Это пришла Тото. Она будит Тома и говорит, что он должен поторопиться. Том, пошатываясь, выбирается наружу, и в глаза ему бьют первые лучи солнца.

Мастер Йооп стоит перед собачьей будкой вместе с Джорджем, который держит под уздцы старую лошадку Смита.

– Ты отправишься на поле вместе с уборщиками тростника, – говорит Йооп Тому, – теперь ты бомба и будешь ездить на лошади Смита, которая отныне твоя. Джордж, передай ему животное.

Том ошарашенно смотрит на поводья, которые ему протягивает Джордж.

– Пожалуйста, Том, – говорит негр.

Йооп, который уже успел отъехать, оборачивается и бросает на раба сердитый взгляд.

– Бомба Коллинз, запомни это, Джордж.

– Да, мастер Йооп. Бомба Коллинз, я это запомню.

Очень скоро Том обзавелся новым именем, которое он будет носить, пока не покинет «Арон Хилл»: Том-бомба.

После уборки урожая на плантации развилась лихорадочная деятельность. Мельница не останавливалась ни на минуту, когда ветер стихал, она работала на конной тяге.

Сахарный Джордж почти сутками торчал в сахароварне, бегая туда-сюда с шумовкой и специальным ковшом для сахара. Процесс приготовления сахара был очень деликатным делом, в котором Джорджу не было равных. О нем говорили, что, попробовав на вкус стебель тростника, он мог определить, насколько густым получится сироп, и исходя из этого правильно организовать варку сахара. За это он и получил прозвище Сахарный Джордж.

Джордж поведал Тому, что сироп, добытый из тростника, растущего в низинах, нужно варить на более сильном огне, потому что в нем содержится слишком много влаги, и что красноземы дают более светлый сахар, чем черноземы, потому что в них больше селитры, и надо добавлять в почву гашеную известь.

Джордж был настоящим мастером своего дела. Он во всем полагался на свой нюх, который безошибочно подсказывал ему, когда горячую сахарную кашу следовало вынуть из котла и охладить. В таком деле счет времени шел на секунды. Вынешь кашу хоть немного раньше, и сироп не будет кристаллизоваться, опоздаешь – и сахар станет коричневым.