Колыбель

Маруся проглотила всего две ложки, больше не смогла. Тонкая, словно стебель, шея ее напряглась, песчаные глаза округлились. Она уронила голову.

Отдышавшуюся Марусю Руснак уложил на топчан. Павлуша проснулся и, скуля по-собачьи, крутился около.

— Все, все! Сейчас мы пойдем с тобою за лекарством, Паша! — заявил ребенку Руснак.

Мальчик доверчиво поднял на Руснака глаза и шагнул к порогу. Евграф достал из скринки моток суровой нитки, на конце которой были морскими узелками привязаны гайка и чуть повыше ее — крючок.

— Пойдем, Паша!

— Куда, в аптеку?

— У нас тут своя аптека.

— Ты не разозлишься, если я скажу тебе что-то? — робко спросил Павлуша.

— Я не люблю злиться, — ответил Руснак.

— Даже если поперек тебе говорят?

— Даже если и поперек.

— Ну тогда слушай. — Павлуша еще раз внимательно вгляделся в Руснака. — Во-первых, не называй меня Пашей. Я же ведь не баба тебе, мужик!

— Сколько же тебе стукнуло годов? — поинтересовался Руснак. Они уже вышли из хаты и не спеша топали к воде, там, где бухта и черные камни.

— Сколь ни есть, все мои, — отрезал Павлуша. — Но тебе скажу, нам ведь с тобою теперь, как ни ряди, а жить. Семь скоро будет.

Для семи лет он был очень мал. И Евграф вздохнул от этой мысли.

— Ты не вздыхай. Я тут у тебя быстро на ухе отъемся.

— Это так, — сказал Евграф, — отъешься, как пить дать.

— Так вот, называй меня Павлуша. И второе...

Евграф его перебил:

— А мне не нравится «Павлуша». Ты же сам говоришь — мужик. Я тебя буду звать Павел. Пойдет?

— Согласен, — ответил Павлуша.

— Ну, что у тебя там второе?

— Ты мужик еще нестарый, верно? — глядел сбоку и снизу вверх Павлуша.

— Да. Еще поживу.

— Женись-ка ты на Марусе, а?

— Давай договоримся, Павел. Сначала мы Марусю вылечим, а потом подумаем, как быть.

— А то я не понимаю, что надо прежде вылечить, а потом уже думать о детях. Она разве же может в таком здоровье дитенка выродить...

— Так ты и про это понимаешь? — теперь остановился Евграф.

— А чего тут секретного!

Они уже подошли к воде. Евграф стал что-то высматривать за камнем — широким и плоским, на котором в углублениях коровьими глазами стояла ночная вода.

— Я полежу, что-то после твоей ухи в сон валит, — проговорил мальчишка.

— Погоди. Поймай мне осу, — попросил Евграф.

— Боюсь, — медленно отступая от повернувшегося к нему Руснака, ответил Павлуша.

— Я тебе скажу как.

— Они жалятся.

— Набери в рот воды и брызни на осу. Или, если норку найдешь — гнездо ихнее, залей его водою...

Павлуша набрал в рот воды и тут же выплюнул:

— Тьфу, горька!

— Да, на Балтике вода слаще, — согласно кивая, сказал Руснак, — но и тут хороша. Привыкнешь.

Вскоре были осы. Евграф насадил на крючок сразу три штуки и спустил с камня снасть.

— А где поплавок? — Павлуша дернул за рукав старой перелатаной свитки Евграфа.

— Для этой рыбки не нужен поплавок. Я пальцем уловлю ее движение. Вода прозрачная, и так будет видно, если подойдет. Она не подойдет, если увидит нас. Так что ты присядь здесь и не высовывайся.

— Выходит, что этой рыбой ты хочешь мамочку вылечить.

— Именно так. Через неделю Маруся песни будет петь.

— Вот бы хорошо... — мечтательно протянул Павлуша.

Рыба долго не бралась. Видимо, разговор ее пугал. Но вот мальчишка уснул, разморенный теплом и убаюканный дыханием моря. Первую рыбку Евграф достал не скоро. Едва не прозевал момента, потому что задумался. Мысль тонкой ниточкой петляла, обрывалась, но Евграф ее, не торопясь, ловко связывал и продолжал прясть, и уходила она далеко, в те самые времена, когда не было в его жизни счастья...

Эта рыбка Спас была велика — в ладонь Евграфа. Как правило, они чуть крупнее барабули. Несведущему человеку ее от барабули не отличить. Такие же пятнышки малиновые на боках. Такой же крутой лобик. Отличает Спаса от султанки верхний плавничок, напоминающий и по цвету и по форме маленькую золотую корону. Если кто знает, видел дракончика, сразу же представит себе и Спаса.

— Павел, что же ты спишь-то? Глянь, есть добыча!

Павлушка вскинулся, ахнул:

— Золотая рыбка!

— И так ее у нас называют, — согласился Руснак и впервые за этот день улыбнулся длинным нескладным под серыми усами ртом. Сначала только ртом, а потом, когда увидел, как ожили глаза мальчишки, улыбнулся и карими своими глазами, и морщинами на щеках и у глаз.

— Теперь я верю окончательно, — воскликнул Павлуша, но тут же осекся, вспомнив, что кричать не надо, но вышептал до конца, что хотел выкликнуть, — чтобы золотая рыбка да не помогла!

Руснак выхватил из воды еще одну, затем еще. После чего сказал:

— Ну вот, на сегодня достаточно. Больше не требуется. Уже сегодня Маруся поест, и ей сразу же станет легче.

— Скорее пошли, скорее! — Павлуша тащил Руснака за широкую парусиновую штанину. И тот убыстрял свой и без того резвый шаг.

— Что, выходит, только на осу и клюет? — попутно спрашивал Павлуша.

— Только на нее, — подтверждал Евграф.

— А как же зимою?

— До зимы управимся. До зимы у нас Маруся здоровой будет, — успокаивал Руснак. — Рыбка Спас живородящая. И родит она ранней весной. Зимою ловить ее нельзя. Только летом. Все продумано...

— Кем продумано? — заинтересовался Павлуша.