Читаем Колыбель богов полностью

Сфенел, несмотря на зрелые годы, был ещё очень крепок и по-юношески подвижен. «Похоже, — с иронией подумал Даро, глядя на повелителя Микен, разгорячённого предстоящим поединком со зверем (первый удар был его, как и трофей — кабаньи клыки) наследнику Еврисфею придётся долго ждать, пока освободится трон». Судя по обрывкам разговоров подвыпивших юношей из знатных микенских семейств, которые присутствовали на сисситии у Афобия, Еврисфей уже мнил себя правителем Микен.

«...Видят боги, Еврисфей на троне — это беда для ахейцев! — горячился сын лавагета, которого звали Тимос. — Он труслив, двуличен и никогда не держит своё слово!»

«Придержи язык! — шикнул на него Никандр, сын коретера — главы одного из земледельческих округов Микен; ванака недавно приблизил юношу к себе, назначив придворным. — Иначе Еврисфей, став правителем, может укоротить его. А это когда-нибудь обязательно произойдёт».

«Между прочим, мы здесь не одни», — заметил Гилл, старший сын Геракла, двоюродного брата Еврисфея, бросив острый взгляд на Даро.

Тот усиленно делал вид, будто его совершенно не касается разговор сотрапезников, и усиленно налегал на вино и еду. Он изображал из себя обжору, которого интересует только еда. А она в доме Афобия была очень вкусной и необычной. Таких яств Даро ещё не доводилось едать, хотя Киро, повар деда, был горазд на выдумки.

«Глупости! — сердито сказал Афобий. — Он не знает нашего языка. Это первое. И второе — Тимос, перестань наговаривать на Еврисфея. Я знаю, ты не в ладах с ним ещё с детства, но он будущий правитель Микен, и лучше бы тебе забыть о старых распрях».

Тимос что-то буркнул в ответ, допил своё вино и притих, сумрачно глядя исподлобья куда-то в сторону...

Лаконского пса по кличке Иврис и других собак привязали подальше от предполагаемого логовища вепря и начали расставлять сети на всех более-менее свободных от деревьев и кустарника проходах, куда зверь может броситься бежать. Сети прикрепили к древесным стволам прочными верёвками, а те места, где он точно не ходил (там не было никаких следов), на всякий случай закрыли толстыми ветками, устроив своеобразный забор, который должен был направить вепря в сторону сетей. Когда установка сетей и заграждений была закончена, старший ловчий спустил с поводков всех собак, а сгрудившиеся охотники разошлись в разные стороны, оставив кабану достаточно места для разбега.

— Есть! — в азарте воскликнул Афобий, услышав, как псы буквально захлёбываются от лая. — Собаки нашли лёжку!

Едва он это проговорил, как послышался треск ломающегося кустарника. И тут же раздались радостные крики ловчих — вепрь запутался в сетях! Кабана быстро окружили, и Сфенел с копьём в руках подступил к нему поближе. Ванака старался занять положение, которое позволяло бы ему нанести удар вепрю под лопатку, но разъярённый зверь дико визжал и вертелся с такой скоростью и мощью, что испуганные ловчие начали кричать, что ещё немного — и сеть порвётся, и тогда быть беде. На помощь Сфенелу бросились другие охотники, но он вскричал:

— Нет! Он мой!

Все отступили, и ванака наконец нанёс быстрый и точный удар. Кабан крутанулся, и Сфенел не удержал копьё в руках. Но оно погрузилось в тело вепря достаточно глубоко, и наконечник копья достал до сердца. Тем не менее зверь продолжал попытки порвать сеть, и ему в конечном итоге это удалось — вепрь всегда сражается до последнего, даже весь израненный, и свалить его нелегко. Однако он уже сильно ослабел, и копья равакеты и одного из гекветов, которым Сфенел милостиво позволил добить кабана, довершили дело.

Даро хватило одного взгляда, дабы понять, что на земле лежит совсем не тот вепрь, который оставил отметины на дереве своими зубами. Поверженный кабан тоже был довольно крупным, однако второй вепрь должен быть гораздо больше. Но где же он тогда? Похоже, недалеко, ведь следы были свежими.

Видимо, такого же мнения был и сын ванаки, Еврисфей. Подозвав своего личного пса по кличке Филакс, он углубился в заросли по едва приметной прогалинке, которая вела в сторону от лёжки убитого вепря. Там не поставили сетей и не стали сооружать изгородь, вполне разумно решив, что достаточно того, что есть. Даро очень понравился пёс Еврисфея. Это был потрясающе мощный локридец с квадратной челюстью и широкой мускулистой грудью. Два таких пса могли остановить даже медведя. Но только не вепря с его толстенной кожей и жёсткой щетиной.

Долго раздумывать было недосуг. Оставив знатных охотников, столпившихся вокруг Сфенела и дружно восхвалявших ванаку за блестящий удар, упражняться в лести, Даро бросился за Еврисфеем, который уже удалился достаточно далеко. «Что это наследнику престола Микен стукнуло в голову?» — недоумевал юноша. Он вспомнил, что сотрапезники на сисситии у Афобия называли Еврисфея трусом, однако тот почему-то отважился искать вепря в одиночку, что было смертельно опасно. Скорее всего, наследник Сфенела решил показать всем свою удаль и бесстрашие. Наверное, до него дошли слухи, как нелестно о нём отзываются микенцы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги