— Не что, а кого. Приветствую тебя, брат! — посмеиваясь, сказал Акару. — Давно не виделись...
— А давно... — Нодаро поднялся со своего табурета, сиденье которого для мягкости было набито распушёнными волокнами льна, и крепко обнял старого кибернетоса.
Они были двоюродными братьями. Это можно было определить сразу — по внешнему облику; фамильное сходство не могли стереть даже прожитые годы. Несмотря на возраст, оба были высокие, статные, и даже морщины на их лицах природа проложила одинаково. Нодаро тоже учился на кибернетоса — фамильное ремесло, однако в нём очень рано прорезался большой талант золотых дел мастера. Когда и где он смог научиться тайнам ювелирного мастерства, никто не знал. В конечном итоге родня решила, что в этом виноваты боги. Именно виноваты — где это видано, чтобы сын потомственного кибернетоса, повелителя морей и стихий, гнул спину в душной каморке над разными побрякушками, пусть они и были бесценными? Но упрямый Нодаро настоял на своём, и вскоре слава о нём и его творениях вышла далеко за пределы Эгеиды. В Нодаро и впрямь был скрыт божественный дар Творца. А поскольку он по праву рождения принадлежал к Высшим, его, несмотря на молодость, сразу поставили возглавлять ювелирную мастерскую Лабиринта. На удивление, годы, проведённые в мастерской, на нём особо не сказались, только его лицо было гораздо светлее, нежели у Акару, — Нодаро редко видел солнечный свет.
— Конечно же, — сказал он, — ты пришёл сюда не только для того, чтобы просто повидаться с близким родственником и другом детства. Я не прав?
— Прав. Не только. Хотя мы и впрямь давно не виделись. Тебя из твоей душной норы и волами не вытащишь.
— Каждому своё, — рассудительно ответил Нодаро. — Но ты уж извини, посидеть с тобой на веранде, выпить доброго вина и поговорить мне недосуг. Срочный заказ... Так что там у тебя?
— Вот, — ответил Акару и положил на стол, за которым работал мастер, небольшую ракушку-жемчужницу удивительно чистого красного цвета.
— Не понял... — удивился Нодаро. — Это ещё зачем? Перламутра у меня полно.
Акару объяснил свою задумку. И добавил:
— Всё нужно сделать за два дня! Время подпирает.
— Добро. Я отдам ракушку отличному мастеру...
— Нет! — решительно перебил его Акару. — Это должен сделать именно ты! Уж постарайся, очень прошу. Дело-то весьма важное, семейное.
— Попробуй тебе отказать... — пробурчал помрачневший Нодаро. — Придётся по ночам работать... Только об оплате ни слова! Это будет и моим подарком.
— Что ж, заранее благодарю. Договорились, брат...
Попрощавшись, Акару ушёл, а Нодаро, отставив сосуд из стеатита в сторону, долго в задумчивости смотрел на ракушку.
— А что, может получиться потрясающая вещь! — наконец молвил он тихо, и в его глазах появился несколько диковатый блеск, который всегда предшествовал очередному уникальному ювелирному творению, как те, что вышли из его поистине божественных рук. — Однако морской скиталец Акару имеет неплохой художественный вкус...
Даро бегал с раннего утра и до обеда — тренировал выносливость, выполняя наказ Леокрита. Возвратившись домой, он увидел деда, который сидел за столом в тени дерева и о чём-то непринуждённо болтал с Мелитой. Отец, как обычно, пропадал в гавани — готовил корабли к отплытию. Обычно праздник по случаю рождения «миноса» длился семь дней, но он не хотел терять время и готов был выйти в море сразу после торжеств в Лабиринте. Он уже сторговался с казначеем миноса, пополнив сокровищницу тем, что привёз из Пунта, принёс дары миносу и рассказал ему о своём необычайно захватывающем путешествии.
В этот раз ему пришлось проторчать во дворце целый день; минос, скрытый за шторой из виссона, слушал его, как зачарованный, и всё требовал новых подробностей. Хорошо, слуги не забывали наполнять кубок Видамаро охлаждённым вином, иначе бы он совсем остался без сил. Писцы трудились в поте лица, постоянно сменяя друг друга. Понятное дело — кибернетос Видамаро первым из подданных миноса побывал в стране, о которой знали только по легендам!
— Деда, ты это чего? — удивлённо спросил Даро, когда они обнялись. — Неужто хочешь к нам переселиться? Это было бы здорово!
— Ну-ну... — Акару рассмеялся. — Ещё чего... Что я забыл в узких и пыльных улочках Коносо, которые пахнут нечистотами? То ли дело моя вилла в Аминисо. Выглянешь из окна — море рядом, поёт свою вечную песню, простор необозримый, утренний бриз освежает тело, и дышится не просто свободно, а полной грудью. И никаких миазмов — только запахи цветов и водорослей.
— И стряпни Киро, — лукаво сощурившись, сказал юноша.