Колыбель чудовищ

Каин молча кивнул, сделал шаг к двери и, как всегда, неуловимым для Яниных глаз движением покинул комнату. Точно ветром сдуло. Джейден подошел к девушке и, наклонившись, легко подхватил ее на руки. Она было протестующе пискнула, но вриколакос лишь покачал головой:

— Ты еще слишком слаба.

Чуть склонив голову в знак прощания, он развернулся… и после нескольких секунд свистящего в ушах ветра и бешеного мельтешения красок перед глазами Яна обнаружила себя у давешнего лимузина, где их уже поджидал Каин.

— Меня сейчас вырвет, — простонала девушка, выскальзывая из рук Джейдена, и, покачиваясь, ухватилась за открытую дверцу.

— Прости, как-то не подумал, что ты человек… Ты скоро привыкнешь.

— Да никогда я к этому не привыкну, — прошептала она.

Она послушно позволила Каину ухватить себя под локоть и усадить в машину — а он обращался с ней куда как бесцеремоннее, чем юный Джейден. Яна подтянула ноги и свернулась калачиком на заднем сиденье, бездумно наблюдая за проплывающими мимо огнями ночного города. Больше всего ей сейчас хотелось сбросить с ног тесные туфли и залезть под одеяло с чашкой горячего какао — несмотря на духоту летней ночи, ее все еще колотил озноб. Возможно, Джейден прав, и скоро она привыкнет жить в состоянии постоянного стресса, но пока что ее так и трясло от пережитого страха.

— Тебе плохо? — тихо спросил Каин.

— Тебе не все равно? — вяло огрызнулась она. — Или боишься, что у моей крови вкус испортится?

Каин хмыкнул, наклоняясь к ней, и в следующее мгновение Яна обнаружила себя полулежащей на его коленях, в кольце неожиданно теплых рук, прижавшейся щекой к его плечу.

— Так теплее? — чуть насмешливо осведомился он.

Его дыхание отдавало легким запахом вина и еще чем-то, смутно знакомым, не слишком приятным и в то же время притягивающим. "Кровь", — поняла Яна.

— Обычно ты не такой теплый, — прошептала она. Было как-то неловко разговаривать с ним в такой близости от его лица, глаз… губ. Ее висок касался его волос, мягких и гладких, как шелковая лента, тонко пахнущих какими-то восточными благовониями.

— Я сыт, и температура моего тела выше, чем обычно.

Он чуть наклонил лицо, почти касаясь носом ее щеки, и втянул воздух ноздрями.

— А вот ты голодна.

Она молча смотрела в его глаза, оказавшиеся так близко. Мерцающие на потолке искусственные звезды отражались в них, как в черном бездонном омуте. Ресницы у Каина при ближайшем рассмотрении оказались длинные, густые и кокетливо загнутые — такими не каждая женщина может похвастаться. Хорош, ничего не скажешь…

— Твое сердце забилось быстрее, — заметил Каин с усмешкой.

Яна сердито дернулась в его руках, чувствуя заливающий щеки румянец.

— Не злись. Такова реакция большинства людей на красоту Истинных; ты не можешь контролировать свои чувства. Наша привлекательность значительно упрощает нам охоту.

— Но вы не можете заставить человека полюбить вас, — возразила она.

— Не можем. Но способны заставить человека потерять рассудок от влечения. А этого вполне достаточно.

— Я не поддаюсь гипнозу.

— А грубой физической силе? — ехидно поинтересовался он.

Яна помимо воли фыркнула.

— Ты не так ужасен, каким хочешь казаться, Каин.

Он лишь крепче сжал руки, словно давая почувствовать ей свою беспомощность. Маленькая птичка в когтях хищного кота… Яна задышала чаще — стиснутые легкие отчаянно жаждали воздуха. Лицо Каина поплыло перед глазами, словно окутанное пеленой дождя.

Он продолжил сжимать ее тело, слабое и нежное, не замечая, что его когти впиваются в ее кожу сквозь тонкий шелк платья. Время совершило дикий кульбит на несколько столетий назад, в ту ночь, когда в его руках лежало хрупкое тело его единственной возлюбленной, Арабеллы. Снова встали вокруг грязные стены ее лачуги, ударил в ноздри смрад разлагающегося города. А для него, как и тогда, в мире не существовало ничего, кроме ясных серых глаз, мерцающих в полутьме, точно два редких нефрита. Они сохранили свой дивный цвет и после, когда она стала вриколакосом — златовласой богиней с горящим взором, дарующей смерть милосердную и быструю, в которой небо отказало ей самой. Долгие годы Каин просыпался с криком в своем опустевшем доме, ибо в его снах ненасытное пламя вновь и вновь пожирало золотые кудри и нежное лицо его любимой; вновь и вновь ее обугленное тело рассыпалось пеплом в его ладонях, и ветер срывал слезы с его лица — первые и последние за всю его жизнь. И вот ее земная тень опять явилась ему, безжалостно разворошив его память. В его сердце, который он считал окаменевшим, теперь беспрестанно боролись гнев и нежность: он не хотел опять переживать былой кошмар, но не мог не тянуться к той, которая смотрела на него глазами Арабеллы. С первой минуты, когда он увидел Яну, ему хотелось коснуться ее нежных губ, зарыться лицом в душистые волосы, стиснуть так, чтобы никто, даже смерть, не сумели снова отнять ее у него.

— Мне больно, — прошептала Яна, и он, очнувшись, ослабил объятие.

— Твои глаза…они опять полностью черные… — добавила она тихо.