Колыбель твоих оков

В следующие несколько секунд происходит нечто невообразимое. Рустерхольц резко перестает меня душить, его пальцы отпускают мое горло. Мое зрение как в тумане, и все, что я ощущаю, это что я лежу на холодном кафельном полу и пытаюсь сделать хотя бы один полноценный вдох. В любой момент Рустерхольц может вернуться, и мне нужно найти способ себя спасти. Я шарю руками по полу в надежде найти хоть что-нибудь, что смогу использовать для защиты. Я действительно очень хочу жить.

Я нащупываю на полу какие-то коробки, ведро и тряпки, но ничего острого, что могло бы мне помочь. Я переворачиваюсь на живот и пытаюсь отползти подальше от входа. Не успеваю я передвинуться даже на небольшое расстояние, как слышу шаги, и моя надежда спастись рушится в одночасье. Я уже представляю, как мое горло опять сжимают эти противные, шершавые руки, как вдруг оказываюсь поднятой вверх. Сильные руки обхватывают мое тело, и я ощущаю мужской аромат, который я никогда не перепутаю ни с одним другим. И, хоть я до сих пор не могу открыть глаза, мое тело отчетливо осознает, что находится в безопасности. И я проваливаюсь в небытие.

Прихожу в себя я уже в больнице. Как только я открываю глаза, мою голову пронзает резкая боль. Около меня сидит Эммануэль, и вид у него, мягко говоря, уставший. Я не знаю, сколько была без сознания, но судя по тому, что за окном уже стемнело, минимум несколько часов.

— Есть ли на свете сила, которая может удержать тебя от опасности? Я не могу постоянно быть рядом, — произносит он спокойно, но его яркие глаза выдают тревогу.

Я пытаюсь что-то сказать, но мое горло не издает ни одного звука, кроме хрипа. Ну почему всегда страдает мое горло? Я пытаюсь приподняться на локте, и только сейчас замечаю, что к моей левой руке подсоединена капельница.

— Врач сказал, ты почти в полном порядке, — как будто читает мои мысли Эммануэль и при этом находит момент подходящим для шутки: — У тебя всего лишь сотрясение мозга, много ушибов, растяжение запястья, небольшое растяжение связок голеностопного сустава и небольшой вывих плеча. Но в остальном тебе очень повезло — все могло быть гораздо хуже, — произносит Эммануэль и пристально смотрит на меня, как будто проверяет, понимаю ли я все, что он говорит. — Или совсем не повезло, в зависимости от того, что ты считаешь везением, моя дорогая, — добавляет он с грустной улыбкой.

Рукой свободной от капельницы я показываю Эммануэлю на свое горло и пытаюсь выдавить хотя бы слово. Медленно он поднимается со своего места и подходит ближе ко мне. На нем белая, чуть помятая рубашка, слегка натянутая на его мускулистых руках, и серые льняные брюки. Как будто в замедленной сьемке Эммануэль с хмурым видом берет мою руку в свою. Его нежные прикосновения к моей коже отдаются в самом сердце. От странности происходящего у меня все плывет перед глазами. В любой другой ситуации я попросила бы себя ущипнуть, уж слишком невероятной выглядит такая картина. Хотя нельзя исключать и того, что я просто нахожусь под седацией.

Его глубокий взгляд касается моего лица.

— Не пытайся говорить. Тебе нужен отдых и сон, — успокаивающе добавляет он. — Я позову медсестру, чтобы дала тебе еще немного поспать.

Понимая, что меня сейчас опять усыпят, и ответов я так и не получу, я усиленно мотаю головой. Я надеюсь, он поймет, насколько важно для меня услышать ответы на все свои немые вопросы.

— Я буду рядом, когда ты проснешься, и расскажу тебе все, что знаю, — Эммануэль окидывает меня взглядом с понимающей грустной улыбкой, — обещаю.

И предательски нажимает на красную кнопку вызова медсестры.

В палату почти сразу же входит пожилая, слегка полноватая медсестра. Эммануэль вкратце объясняет, что я мучаюсь от болей в горле. Естественно, бедная медсестра моментально поддается его обаянию и соглашается дать мне обезболивающее и немного успокоительного. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, какое влияние Эммануэль оказывает на всех людей.

Я демонстративно закатываю глаза — даже в такой ситуации он действует мне на нервы. Эммануэль замечает мою реакцию и, даже не пытаясь скрыть своего превосходства, нагло подмигивает мне. Постепенно мое сознание снова оставляет меня. Последнее, что я вижу, это не отрывающиеся от меня и улыбающиеся мне ярко-голубые глаза. Я проваливаюсь в этот ярко-голубой колодец все глубже и глубже, и больше ничего для меня не имеет значения.

Глава 16. Уязвимость

Как бы мне уже изрядно ни надоело быть «девицей в беде», но я не могу пожаловаться на то, как мне везет, что Эммануэль всегда оказывается в нужном месте. Когда я в очередной раз просыпаюсь, я тянусь к своим наручным часам, которые лежат на тумбе рядом с кроватью — в больнице с меня сняли все, и сейчас на мне только больничная рубашка. Час дня! К моему невероятному облегчению, чувствую я себя намного лучше: голова и горло болят уже не так сильно. Про себя я даже благодарю Эммануэля за то, что настоял на моем сне, но вслух я ни за что в этом не признаюсь.