Колыбельная

Паучара.

— Я подойду к дракону первым и первым открою контейнер, — сообщил Лют таким тоном, как будто это был приказ сверху — из тех, что не обсуждаются. — А ты будешь держаться за нашими спинами. Третья тебя сверху и так увидит, а уж эмоциями ты фонишь не хуже ее самой, так что дистанция все равно не имеет значения.

— Магический выдох можем впитать только мы с Хотеном, — напомнила я. — Тебе и Найдену это будет грозить ледяной коркой на татуировке и изорванной спиной. Вперед лучше идти мне или Хотену. Вдруг Третья будет в плохом настроении?

— Она будет в плохом настроении, — уверенно отозвался Лют. — А тебе мама велела меня слушаться.

Я все-таки посмотрела ему в глаза. Выражение лица у него было точно такое же, как перед разговором с Самим, после которого он вышел из кабинета в наручниках.

А ведь Хотен не станет благородно рисковать своей шкурой, выйдя к дракону первым: для этого он слишком расчетлив. Найдену, по большому счету, вообще плевать, чем закончится эта эпопея — лишь бы она закончилась и можно было удрать в Кворру, прихватив «законную» супругу.

Но найденыш — не дурак и не слепой. Он уже понял, что я неравнодушна к Люту, и наверняка догадывается: моя просьба о помощи хоть и совпадала с настоящим желанием сбежать, но по сути своей была всего лишь еще одним пунктом в списке мероприятий, призванных перетянуть эльфийского лазутчика на нашу сторону. И если поначалу я всерьез раздумывала о том, чтобы обжиться в Кворре, то сейчас и речи не могло быть о том, чтобы бросить здесь Люта. А значит, Найден наверняка воспользуется вылазкой к дракону, чтобы оставить Люта во Временном городке навсегда. Чтобы передо мной вообще не стояло никакого выбора.

И раз до этого додумалась я, то Лют — и подавно. Но он почему-то решил еще и подставить найденышу спину.

— Зачем тебе это? — безнадежно спросила я.

Лют невозмутимо оторвался от Тайкиного загривка и щелкнул меня по носу.

— Ты обещала мне довериться. Помнишь?

Ничего подобного. Обещала я снять швы и вернуться — что и проделала.

— Черт подери, женщина, — обреченно вздохнул особист. — Мало того, что я вынужден, сложив ручки, наблюдать, как мою девушку снаряжают к дракону, так она еще и вперед меня к нему лезть собралась! Пожалей мою мужскую гордость, если свою спину тебе не жалко.

— Если мужская гордость подразумевает необходимость лезть дракону в пасть, что-то я сомневаюсь, что ее стоит… — договорить мне не позволили. Лют демонстративно закатил глаза и зажал мне рот ладонью.

— Мужская гордость подразумевает, что я решаю свои проблемы сам, — твердо сказал он. — Как, собственно, и любая другая гордость. Просто не лезь и не мешай мне их решать. Послушай маму, в конце концов, если не хочешь слушать меня!

Я извернулась и куснула его за ладонь, но Лют только крепче прижал ее к моему лицу.

— Если ты собиралась возразить, что дракон — это твоя проблема, то не принимается, — невозмутимо сообщил он.

Мне оставалось только продемонстрировать ему непристойный жест, который особист принял как знак согласия и наконец позволил мне высказаться.

— Тиран и деспот, — констатировала я. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Лют.

— Знаю, — уверенно соврал он.

Глава 20. Cloak-and-dagger*

*(англ.) букв. «плащ и кинжал»; авантюрный, шпионский, таинственный

В выбранном способе транспортировки контейнеров обнаружился еще один плюс: мне не пришлось объяснять собаке, почему это я ухожу гулять в сторону дома, а она остается здесь. Едва завидев позаимствованные у кого-то каюрские сани, Тайка поджала хвост и безо всяких лыж затащила меня на буксире в здание администрации. Кинолог как раз собирался кормить своих подопечных, так что если у Тайки и были какие-либо возражения по поводу моего ухода, то высказывание претензий откладывалось по техническим причинам.

Я слабо улыбнулась приободрившейся собаке, помахала рукой кинологу и вышла на мороз. Конвойные уже закинули контейнеры на сани, и на финальный инструктаж следом за мной выглянул Сам — но встретился взглядом с собранным и напряженным Лютом и свернул все разглагольствования в рекордные сроки. Оставалось только впрячься и идти, что мы и проделали.

Нас провожали молча.

Выдвигались мы единым фронтом, но по дороге перестроились: первым шел Лют, тянущий свои сани с профессиональным фатализмом породистой ездовой собаки; следом двигался Найден, сверлящий его спину сердитым взглядом и полыхающий неуверенностью — а стоило ли вообще во все это ввязываться? За ним плелась я, задаваясь тем же вопросом — но как-то риторически, без особого желания трепыхаться и пытаться что-то изменить. Замыкал шествие Хотен, и о чем думал он — я могла только догадываться. Единственной эмоцией, которую он испытывал, была сухая сосредоточенность.