Колыбельная

По мере приближения ко Временному городку холодало; из-за меня шли медленно, с частыми остановками, но от разгоряченных спин идущих впереди мужчин все равно поднимался парок. Впереди висела морозная дымка, в свете заходящего солнца рассыпающаяся миллионами бликов; утоптанная тропинка стелилась под ноги, и казалось, что мы просто вышли на прогулку, а позади упирается всеми лапами Тайка, унюхавшая что-то невероятно интересное, от чего никак нельзя оторваться.

Но она всегда спохватывалась и запросто обгоняла меня уже через несколько секунд, никогда не доводя хозяйку до деревенеющих от напряжения мышц. Да и впереди нас ждал отнюдь не теплый дом и горячий ужин.

Эмоции Третьей я начала «слышать» еще в центре жилого квартала, и Лют впервые за всю дорогу тревожно обернулся: его тоже коснулась мешанина чужих эмоций: материнская нежность, страх, обреченность и горячечная готовность растерзать любого, кто посмеет навредить ее самому главному сокровищу. Стоило появиться реальной угрозе яйцу, как драконесса мигом позабыла о горе и мести, превратившись в многотонный комок родительских инстинктов, и в первое мгновение я и впрямь споткнулась на ровном месте, хватая ртом морозный воздух.

Интересно, моя мама испытывала примерно то же, когда звонила мне днем? А я — почувствую ли то же самое, если у меня когда-нибудь…

Взгляд Люта обернулся раскаленной бездной. Он поспешно отвернулся, а я опустила глаза, но все же успела заметить, как резко напряглась спина Найдена.

— Да далось нам твое яйцо… — проворчал позади меня Хотен, для которого вся эта эмоциональная буря, должно быть, и без моего близкого присутствия была сродни удару пыльным мешком по голове.

Материнский инстинкт не рассуждал, далось нам яйцо или нет, он требовал костьми полечь, защищая драгоценное потомство. Все, чем я могла ответить — это сочувствие и понимание, усиленное присутствием моего «гарема», так что никто не удивился, когда драконесса, едва завидев нас на горизонте, попыталась взлететь, чтобы встретить потенциальных обидчиков как можно дальше от гнезда.

На свету ее крылья переливались всеми оттенками зеленого, будто каждую чешуйку сшили из эльфийского шелка — но очень скоро эта завораживающая картина скрылась из виду: напрасно ударив крыльями несколько раз, Третья подняла снежную бурю, заставив нас дружно сморщиться, закрывая лица от метели.

Выбраться нам навстречу по земле у драконессы тоже не получилось: стенки цисты оказались то ли слишком скользкими, то ли слишком твердыми для ее когтей. Поэтому она встретила нас, высунув голову из ледяного гнезда и растопырив крылья, словно пыталась казаться еще больше, чем была.

Лично я впечатлилась и без этого, но меня, как обычно, никто не спрашивал. Лют жестом велел оставаться на месте и первым вышел вперед, даже не оглянувшись. Найден все равно ушел на несколько шагов вперед, но потом все-таки остановился. Я бросила в его сторону настороженный взгляд, но быстро отвлеклась.

По мере приближения Люта драконесса все ниже опускала голову, следя за нахальным тараканом. Похоже, она учла свои прежние ошибки и дышать магией уже не собиралась, но ее клыки оставались при ней. На Люта, в отличие от меня, потребовалось бы не меньше трех укусов — но это в случае чего послужило бы слабым утешением.

Третья, видимо, подумала о том же и встретила особиста широким предупреждающим оскалом.

А Лют ответил ей уже знакомой волной упрямой нежности и желания защитить, во что бы то ни стало, приправленной ноткой здорового страха за свою шкуру, — и, остановившись вне зоны досягаемости клыков, принялся деловито распаковывать контейнер. Его поведение драконессу откровенно взбесило: она взмахнула крыльями, нацелив когти на отвесную стену цисты — но они только вхолостую чиркнули по магическому льду, и Третья, едва успев подняться на несколько метров, гневно сомкнула челюсти в шаге от саней, заставив Люта присесть от неожиданности, и рухнула обратно. Над цистой блеснуло в закатных лучах облако колкой снежной взвеси, и взметнувшаяся над ним чешуйчатая голова огласила окрестности беззвучным ревом.

Побледневший Лют провел рукавицей по лицу, стирая выступившую испарину, отвязал контейнер и с силой подтолкнул сани вперед, целясь в выступающий край цисты — должно быть, чтобы они остановились, натолкнувшись, а не опрокинулись вниз, расплескивая содержимое. Как бы то ни было, докатиться до гнезда саням не светило.

Драконьи челюсти поймали их на полпути, с одинаковой легкостью переламывая и металлические полозья, и пластиковую оболочку контейнера.

Питательная смесь плеснула во все стороны, окрашивая снег веселенькими розовыми брызгами, но часть все-таки попала именно туда, куда было задумано. Переливающаяся зеленью и серебром голова замерла над растерзанными санями, а на нас неспешно дохнуло чужой недоверчивостью и удивлением. Лют не двигался с места, хотя драконесса смотрела прямо на него, и, кажется, вовсю играл с ней в гляделки.

И вдобавок выиграл.