Колыбельная (СИ)

Он помнил это. Столько лет спустя – помнил. Даже горький привкус бурбона у себя во рту – и во рту у Баки. Помнил колышущуюся перед глазами темень, полную жаркого обоюдного дыхания и страшного, возбуждающего осознания того, что они взаправду занимаются этим. От горячего хмельного шепота, полного нежностей и пошлостей, от того, как Баки, кусая шею, туго наполнял его сзади, мурашки горячо стекали в низ живота, и хотя ощущения поначалу не были особо приятными, вся обстановка, темнота, руки Баки и бьющее наотмашь сквозь алкогольный кумар понимание «Я делаю это, я делаю с Баки! И он делает это со мной»… Это возбуждало так сильно, что он скулил, горлом выстанывал свое изнурительное желание. И накрывал потной ладонью руку Баки, которая с бедра соскользнула вперед, между его пышущих жаром ног. Эта рука ласкала его, она сжимала и двигалась, и Стив подстегивал ее ритм своей рукой, откровенно демонстрируя, как ему хорошо. Его качало на волнах удовольствия, и так хотелось взорваться наслаждением, прямо в руках у Баки, разметаться, исчезнуть…

И непременно не выжить, чтобы, не приведи Господь, не пришлось смотреть после этого Баки в глаза.

…Утро было ужасно неловким. Хотелось умереть от стыда. Казалось, уже ничто не поможет вновь собрать то, что было, даже обоюдная головная боль похмелья, но Баки и тут его спас. Они сидели рядом на кровати, не глядя друг на друга, Стив с головой укутался в простыню и дрожал от холода и шока, а Баки, уже почти одетый, с мурашками по голому торсу, говорил, что это была случайность, и до чего только нельзя дойти под влиянием алкоголя и сумрака. Что это жизненный опыт. И что дружба всегда будет важнее.

Но что того хуже – он взял ответственность на себя.

Потому что он извинялся. Он просил прощения. Стив помнил, как робко и боязливо Баки коснулся его плеча, и Стив рискнул поднять на него глаза. Баки был очень красив в тот момент. Красив и печален. А он только кивал, как проклятый трус, совсем опустевший, стараясь не выдать, что эти слова падают в него как камни. Они были правильными. Спасительными. И решить все это как-то иначе было нельзя.

«Мы были пьяны. Мы совершили ошибку, но мы не позволим ей разрушить нашу дружбу».

Все так. Но стыд пережал ему горло настолько сильно, что хотелось умереть. Очень. Потому что в тот момент было проще воткнуть кухонный нож себе в живот, чем признаться, насколько хорошо ему было ночью.

Они решили, что так будет лучше. Стив сделал вид, что простил его, хотя прощать было нечего.

Баки через три дня ударился в романтические отношения с новой девчонкой. Он быстро пришел в норму.

А Стив… Стив еще день или два садился с трудом, розовея щеками от воспоминаний, и томился тихой грустью. И еще тем, что кое-что запомнил из того, что Баки в горячке шептал ему.

«Стив, вот так, маленький, вот так… ах, черт, какой ты тесный… расслабься немного, дружище, Стив, я так хочу, чтобы тебе было хорошо… Ты хочешь меня? Ты думал обо мне вот так, а?.. Тебе нравится? Я же чувствую, как ты хочешь меня вот тут, я тоже тебя хочу, чувствуешь, как сильно?.. Ты меня с ума сводишь… Я тебя обожаю, Стив… Я люблю тебя, маленький…»

Баки не помнил. Или сказал, что не помнит, какую чушь тогда нес. Он был пьян. Да и наверняка что-то подобное он шептал в постели каждой девушке. Что с него взять?

Стив помнил. В конце концов, это был его первый секс. Положено помнить такие вещи во всех деталях.

Баки был первым. Наверное, поэтому еще долгое время спустя все его тело отзывалось на Баки. Оно, это тело, страстно любило Баки. Хотело его, ждало его снова. И Стив не мог убедить его, это грешное тело, что Баки хотеть больше нельзя, что это неправильно. Он чувствовал себя брошенным, и сколько ни пытался себе внушить, что и не было-то ничего, ощущение этой потерянности, брошенности угасло в нем только год спустя после того, как они решили для блага обоих, что это был просто увлекательный опыт. Алкоголь и сумрак.

Все решилось правильно. Он действительно заставил себя поверить в это. И поверил.

Со временем успокоился. Хотя с женщинами все равно у него не ладилось, во всяком случае, до сыворотки. А после… было много всего. Из-за него дрались, пытались свести счеты с жизнью, плакали. Он, сам того не зная, очаровывал и разбивал сердца, становился причиной скандалов и ссор, а однажды оказался втянут в любовный треугольник с двумя миловидными артистками команды поддержки… Впрочем, на деле все было далеко не так интригующе, как звучало со стороны. А сексуальный опыт в современном мире… это не хотелось вспоминать.

…Они больше никогда об этом не говорили. И все бы кануло и сгинуло тем холодным Нью-Йоркским утром.

Если бы не еще один поцелуй.