Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни

– Если честно – нет, я не боялся. Потому что я когда на свободе жил, я со многими людьми, которые отсидевшие, даже с полосатыми людьми я был знакомый. Ну, соседи были, так, по городу общение было: я уже знал, что к чему, как мне быть. А бывает, заходит, вообще, он понятия не имеет, он в камеру заходит, в двери, молодой пацан, он не знает, чего делать даже. Даже „здрасьте“ не могут сказать. Ну, боится, да? Там сидят блатные себе, они: ну чё стоишь-то? Молчит, вообще ничего не может говорить. Проходи, ты кто, чего? Переговорили, чифернули, на койке посидит и интересуется, как там. Есть смотрящий хаты, он там: кто он, откуда, как, почему? Там место вот, ложись здесь – он здесь спит.

Очень много [делали поделок, сувениров]: и ножи, и нарды, и настольные игры. Что угодно, ширпотреб: идёт на общак и на хозяина, начальника зоны. Если ему не дашь, он кислород перекроет и не даст ничего делать. Ну представь себе, тысяча человек в зоне, допустим, пускают пятьдесят-шестьдесят человек, ширпотреб делать. На общак идёт и это уже на общаке решают, сколько туда отдать, чтобы дорогу дали, чтобы на волю можно. И наркотики, и водка… [Всё через начальство шло], конечно. А без этого никак. Или можно даже не обязательно через начальство, можно вот, кто-нибудь на воротах стоит, это ключники: бабла отдал, чего надо тебе – занесут. Да всё там – на воле столько нету наркотиков, на хуй, сколько там. Я этим не занимался, я слышал, я вообще не пил в зоне. Там брага была, самогон, но я не пил, правда не пил.

Я вышел, всё сверкает, всё переделали. Я вышел за ворота, землю поцеловал сначала. Хотя воздух одинаковый, что до ворот, что за воротами, всё равно, подышал: как бы другой воздух это, понимаешь? Хотя вот – ворота, один и тот же воздух. Поцеловал землю и пошёл… Это шок был. Я летал как бы, так себя чувствовал, я не знаю, как это объяснить, ощущение такое. Когда оттуда выходишь, ты зажатый, это как зайца в угол загоняют. А раз – отпускаешь, он уходит на свободу, бежит, он счастливый. Вот так же я себя чувствовал, когда домой ехал: сын ждёт, жена ждёт…

Пошёл сразу устроился на работу, каменщиком работал. Потом с женой я разругался, туда-сюда, нервы не выдерживали у меня, ревность началась. Столько лет сидел, ну, короче, такой дебил, хотя она ездила постоянно туда. Она сына забрала, уехала в Новороссийск и они там живут. Потом, конечно, помирились мы, созвонились. Теперь год я здесь, приехал работать снова и получилось – напился, и свой же друган меня обул. И телефон, и немного денег было, тыщи три, наверное. Ну, хватало мне, когда сюда приехал. И всё – сел на стакан, а сейчас хожу то там, то тут, как получится, на улице живу.

– А менты, они гоняют бездомных? И вообще как относятся, по-человечески или нет?

– Нет. Они нас никуда не пускают. Ни в метро, никуда.

– Ну там, на Курском вокзале, я заметил, я был на втором этаже, там зал ожидания и там сидят бездомные.

– Редко сидят, но, значит, они плотят. „Калибрам“, которые в чёрном ходят, плати им по сто пятьдесят рублей за вечер. [Охранникам], потом я заебался платить. Вот я могу с тобой поспорить сейчас: я подойду, а они меня сразу прогонят сейчас. Хотя я чистый, чего, моюсь, нормальный. Бесполезно, а кто платит – те находятся там. Они знаешь, чего говорят? Нас трое, нам – каждому по пятьдесят рублей, а если четыре – двести получается. И за каждый зал получается.

Гонят-то везде, а где несильно – на Казанском вокзале, можно там зайти, посидеть хотя бы денёк. А ночью тоже платили там, по пятьдесят рублей, зайти посидеть до утра. Ленинградский – тоже по пятьдесят, двенадцать часов. Заходишь, по пятьдесят рублей плотишь, охранник стоит. Ну а сейчас я не знаю, месяца три я уже не бывал там, я не знаю уже, я тут. Менты выгоняют сразу, отовсюду.

– Тебя когда-нибудь увозили? Я слышал от нескольких бездомных, что бросают в автобус и увозят за сто первый километр. Ты о таком слышал?

– Меня не увозили, моих друзей увозили – бросали там. Не знаю, зачем, какой у них смысл. А здесь вот эти не трогают меня, потому что у меня нет ничего. Но если я зайду туда, в метро, то выгонят меня оттуда. Бывают, отсюда [с площади Курского вокзала] выгоняют прямо, на улице стоишь. Куда-нибудь, чтобы тебя не видели. Я говорю: а чем я хуже других? Они знают, что я бомжую, понимаешь? Другой стоит рядом, он хуже меня в сто раз одетый, его не знают, они ничего не говорят ему. А мне: всё, пошёл отсюда. Если не пойдёшь – выебут, сколько раз били, кровь у меня была, всё отбивали… Дубинками, ногами – сколько человек били.

– А арестовывают кого-нибудь из бездомных? Потому что я слышал, иногда арестовывают и пытаются на них преступления нераскрытые навесить.