Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни

– Ну что, берёшь и так его [показывает жестом, как бьёт его кулаком в лицо]. Ну беспредел – у кого силы больше, тот прав как бы. Всё было в моей жизни в армии. Я год отслужил, я как король ходил там. Я честно говорю: это неправильно я поступал. Это сейчас я только понимаю, а тогда мозгов не было, силы много было. И за мной много стояли, здоровые, всё как надо – спортзал всё постоянно. А сейчас я понимаю: зачем это так делали, я очень жалею об этом… Я так делал после того, как со мной делали.

Ну отслужил, хотел в Афган. Я рапорт написал, чтобы меня в Афган отправили, потом домой написал. А из дома написали: мать болеет, сестра болеет, надо домой ехать, а не в Афган ехать. Ну я отказался в общем от Афгана, поехал домой, устроился, трактористом там работал. [В Афгане] хотел просто воевать. Также я не знал, знал примерно, чего там творится. Просто мне хотелось, не знаю, наверное, это дурость была, или как-то.

А сейчас думаю: а любая дурная пуля, попала – и всё. Это тогда я не думал об этом, думал наоборот: я сам сделаю. То есть я другого сделаю, чем меня сделают. Ну, тогда я так думал, а сейчас наоборот: любая другая пуля попадёт в голову, всё – упал ты. Тогда я соперника не оценивал. Я только думал, я – герой, я могу только сделать много чего. Не думал, что соперник может в десять раз больше сделать, чем я. Просто он больше даже. Но мозгов не было, дурости много, а там думать-то нечем уже, только хочется себя показать. Так и не поехал, поехал на родину. Оттуда я приехал в Киров, с восемьдесят шестого года нормально жил, семья… А последний год вот – я на улице, при этом я всё лето здесь работал по закону в Москве.

Я обычно на стройке, братан, по строительству. Потом переехал, бригада ушла, я остался один. Ну, домой уехали, документы у меня, телефон, ноутбук украли. Всё стащили, утром проснулся – нет ничего. И пошёл, и на стакан сел и целый год так сейчас на улице. Ну, у меня сейчас много друзей здесь, но я предпочитаю лучше [быть] дома, на миллион процентов.

Собирался [документы восстановить], тут есть у меня знакомый, на втором этаже они собираются там. Я могу без докуметов даже если – стакан не отпускает. Один раз я сказал, знаешь, одному мужику, он меня спрашивал „чего с тобой, что-то случилось?“, мы разговорились. Я говорю: да я домой могу хоть сегодня на электричках добраться. Дай мне дня три-четыре, я дома буду, всё нормально. – А чего не едешь? Я говорю: стакан не отпускает. А он говорит: да ты возьми стакан-то с собой. [Смеётся]. Понимаешь? Я сам полчаса смеялся…

Вот видишь, как в жизни бывает: тот там поспишь, то тут, то поесть кто даст, кто пожалеет, кто украдёт. Или тебе где-нибудь украсть что-нибудь будет. Это правда, это уличная жизнь: или ты украдёшь у кого-нибудь, или кого-нибудь разведёшь. Так и живём: кто кого наебёт? У меня в Новороссийске живёт сын и два внука и бывшая жена. Я сидел пятнадцать лет, за всякое, короче, не имеет значения. Она ездила ко мне с Кирова, со Свердловска, и сына возила ко мне. Когда меня посадили, четыре года ему было. [А сейчас] двадцать семь уже и два внука. [Последний раз я его видел] в девяносто четвёртом году, а так по телефону говорил. Он сейчас в Новороссийске, они все свалили туда.

В данный момент никто не знает, где я. У меня племянник приезжал с Азербайджана за мной, у меня документы были, но загранпаспорта не было просто. Я хотел бы туда съездить, он показывал мне там по телефону, всё просит повидаться. Я бы много чего хотел, я бы хотел вернуться. Сыну, когда три года ему было, я квартиру получал, я каменщиком работал. Жил как нормальные люди, хватало на жизнь, как у каждого человека. Я зарабатываю, прихожу, поем, сяду на мотоцикл, поехал снова и часа три-четыре таскал. Ну нормально жил, хватало, дай бог.

А там тюрьма, туда-сюда, короче, всё разрушил. А она меня ждала, ездила ко мне, она не виновата, я сам. Я когда вышел в две тысячи четвёртом году, я начал хуёвничать, нервы – ну, столько лет сиди. Она не выдержала, сына забрала, уехала в Новороссийск. И я остался один, так и начал. Ездил после этого в Москву, работал нормально, а сейчас живу на улице. Чего будет, то будет, чего попадёт, то и сделаем. Если есть чего-то – украду, если нет – разведу. Если нет – значит, голодным буду сидеть или на холоде буду спать.

– Слушай, насчёт статьи можешь не говорить, если не хочешь. Но ты всё-таки долгое время провёл в тюрьме. Чего ты ждал и что оказалось на самом деле?

– Там очень жёстко.

С девяносто второго года в Свердловской области, не скажу, какой дом. Мне было двадцать шесть лет, тогда я трёхкомнатную квартиру получил и только машину купил я. И так, я чуть поездил – меня посадили за разбой. Ну, хочешь верь, хочешь нет – подвели тогда, по сто сорок шестой пошёл. А там на зоне одного зека убил я – ещё девять лет добавили сверху. Он в карты проигрался, долго не отдавал, ну, тогда понятия знаешь какие: да или нет. Там иначе уважения не будет.

– И ты за долг его убил, или что?