Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков

– Оно… как луна.

– Луна?

– Да нет, не луна. Там что-то другое было… Гм.

Зрители на заднем ряду внимательно слушали их беседу и, кажется, наслаждались вовсю. Дик промокнул обильно вспотевший лоб платком в крупный красный горох. Наверное, все-таки разумно будет вернуться к осветительным приборам… хотя и с ними все как-то не задалось. Тут взгляд его упал на алый занавес – и Дик вспомнил все!

– Твои глаза – они как вишни, Дейзи!

– Что ты хочешь этим сказать, Дик? Кровью, что ли, налились?

– Нет! – всполошился он. – Нет! Вовсе нет! Это я про губы. Точно, там губы были! Они как…

Вот зараза, подумал Дик! В голове у него стало окончательно пусто, но продолжать-то как-то надо, раз уж начал.

Фрукты… Какие-то фрукты… Ну же, голова садовая!

Апельсины, во! Да нет, не может быть…

– Бананы! – в отчаянии выпалил Дик.

– Что – бананы? – требовательно вопросила Дейзи.

Без малейшего понятия.

Черт.

– Эээ… форма та же, – с сомнением промямлил он.

– Дик, ты о чем вообще? Вот честно, не знай я тебя, решила бы, что ты нарочно хочешь меня расстроить.

– Ох ты ж, господи… нет! Я – нет, вот те крест!

Задний ряд давно уже давился от хохота, толкался локтями и пересказывал особо эффектные пассажи тем, кто сидел еще дальше. Все больше зрителей пытались расслышать диалог, перевешиваясь через бортики лож и разглядывая новых действующих лиц шоу в маленькие бинокли.

– Давай, Дик! – взревел, наконец, кто-то сверху. – Я на тебя пять шиллингов поставил!

Дик остолбенело оглянулся – он никак не мог взять в толк, что это могло означать. Тем временем кто-то подхватил овацию, и через несколько секунд весь зал уже вопил и улюлюкал, словно на скачках!

Что же до Дейзи… о, бедняжка была совершенно уничтожена!

– Я не стану сидеть здесь и терпеть, чтобы надо мною смеялись, Дик! – вскричала она. – Не стану! Это ужасно! Это слов нет, какой кошмар! Нас все слушают! Я уверена, ты хотел как лучше, но, право…

И, вскочив на ноги, она кинулась продираться к выходу вдоль забитого народом ряда. Публика разочарованно взвыла. Дик полез было за ней, но опоздал: оркестр заиграл вступление ко второму акту, свет погас, и Дейзи была такова!

* * *

А тем временем двойняшки Перетти донимали своего старшего брата Альфредо, подзуживая тоже принять участие в охоте за шведскими спичками. Альф был мороженщик – он торговал мороженым с лотка на улице и в силу профессии встречал массу людей, которые закуривали и бросали спички себе под ноги. Так, во всяком случае, повернули дело близнецы.

– И вы, что, хотите сказать, что всякий раз, как кто-нить при мне прикурит папиросу, мне надо ползать по мостовой на четвереньках и искать его горелые спички? Да идите вы! – сказал Альфредо.

В данный момент он как раз расчесывал свои густые черные усы и приглаживал блестящие черные волосы перед кухонным зеркальцем, доводя собственный облик до сущего совершенства.

– Ты, кстати, куда собрался? – подозрительно прищурилась Зерлина.

– В мюзик-холл, повидать приятеля, Орландо. У меня специальный пропуск для служебной двери.

– Уж не Силача ли Орландо? – прищурилась Анжела.

– Он у меня вчерась купил пять порций мороженого и заглотил – только в путь! Настоящий джентльмен. И самый крутой силач в мире, это уж как пить дать.

– А можно мы с тобой пойдем?

– А чего ж нет – но только чтоб оттудова сразу домой!

И двойняшки вприпрыжку поскакали за ним – авось еще удастся выяснить, как там Дик справляется! Анжела и Зерлина любили «выходить в свет» со старшим братом: он был мужчина видный, щеголь каких поискать – юные леди так и млели от его сверкающих глаз и черных, как ворон, усов. Да и на шарик дармового мороженого он частенько бывал щедр, особенно если выиграл ставку. Как-то раз он, помнится, поспорил со Стэном Гарсайдом, который мясник, что архиепископ Кентерберийский самолично заявится в Элефант-энд-Касл судить кошачье шоу – на целую гинею поспорил! Натурально Стэн уже руки потирал (верный ведь выигрыш!), а тут его милость архиепископ Кентерберийский возьми да и явись – будьте-нате!

Дело на самом деле было в близнецах – это они все провернули. Пришли в Ламбетский дворец к архиепископу, постучали в дверь и попросили. Когда надо, близнецы умели быть очень убедительными – ну, или сверхъестественно, тут уж одно из двух.

В общем, мороженого им в тот день досталось – просто завались.

Добравшись до служебного входа, Альф помахал старому швейцару своим хваленым пропуском (тот даже глаз не поднял от «Баек с Дикого Запада») – и вот они уже в театре.

Тут было темно, толпливо и пахло клеем и жирным гримом. Откуда-то доносилась музыка и взрывы смеха. Артисты в костюмах сновали по коридорам, выходили из гримерок; вокруг ящика восседала компания плотников сцены – они резались в карты. Все здоровались с Альфом как со старым приятелем. В кулисах разогревался Силач Орландо. На нем была леопардовая шкура, не скрывавшая впечатляющих мускулов, а лысую голову украшали преогромные черные усы – даже больше, чем у Альфа.

– Здорово, Альф, – поприветствовал он. – А это что за молодые леди?

– Мои сестренки. Вот, поздороваться пришли.