Итак, «студенческий» дом на Морской свидетельствует, что строить можно не вдвое дольше, а вдвое быстрее. Использует ли кто-нибудь результаты успешного эксперимента? Районный архитектор, например, высказал на суде мысль комическую: «Ничего нового не вижу, поскольку в литературе ничего такого не встречал». А начальник РСЦ Архангельский ответил, как всегда, по уставу: «Сметой не предусмотрено». Найдутся ли еще желающие проявлять инициативу? Слишком велика оказалась плата. Не случайно на прямой вопрос, заданный в суде одному из свидетелей, — должен ли инженер иметь свое мнение, этот свидетель ответил, не колеблясь: «Выходит, не должен».
Но ничто не проходит бесследно. Вынужден же был Архангельский третий такой же дом на той же улице строить, сообразуясь с темпом, заданным Щербиной и студенческим отрядом, хотя бы для этого ему пришлось, как выяснилось на том же суде, раскомплектовать целых два стандартных дома, присланных в Тикси морем! Суровый урок получили руководители Северо-Восточного управления Морского Флота. Используя и поощряя энергию и беззаветность своего начальника ОКСа, они не предостерегли, не оградили Щербину от промахов и столкновений, оставили ее один на один с трудностями, зачастую непредвиденными, на которых спотыкались куда более искушенные люди. Говорят же в один голос северяне-строители: пока для всех «северов» не будут узаконены подсказанные практикой более гибкие формы организации и оплаты труда повышенной интенсивности, до тех пор всякое ускорение будет связано с риском нарушить если не закон, то инструкцию. В таких условиях осторожный бездельник или тертый деляга получает преимущество перед работником инициативным.
А потому — наш счет Арктике. В ее немногочисленные, но крайне важные для страны поселки вложен подвижнический труд уже трех поколений советских людей. Уже построены дома с привычным для больших городов комфортом. В Арктике жить все еще нелегко, но уже «жить» перестало быть синонимом «выжить». В Арктике чуть не самый высокий в стране процент специалистов с высшим образованием. У нее большое будущее, ей нельзя самоуспокаиваться. В свое время Арктика влекла лучших, она и сегодня должна быть взыскательна. Близко не подпускать «периферию», второсортность, казенщину, в чем бы она ни проявлялась: в методах строительства, в правовой практике, в нравах и, конечно, в людях. Ей и сегодня нужны постоянные кадры с истовостью первопроходцев и кругозором современных инженеров. И, сделав выбор, отделив зерно от плевела, она должна эти кадры воспитывать и беречь.
Останется ли Щербина в Тикси? Точнее: удержит ли ее Тикси? Или с глаз долой — из сердца вон? Ей нелегко остаться. Но тяжело и уезжать. И она, и ее муж Анатолий — те молодые кадры Севера, кто принимает удобства, как должное, но и не озабочен трудностями, была бы интересная работа. Те, кого Север привлек не «полярными надбавками» к зарплате. Они ехали сюда с доверием, ехали не на срок, не на сезон: уже в Тикси родился Андрейка. Уедут — и это будет потеря для Арктики.
Прокопенко уже уехал. А ведь мог бы остаться. С надеждой приглядывался он к тому немногому, что пригодилось от него тиксинцам: жители нескольких домов поставили у подъездов придуманные им пурговые экраны, а Приморское СМУ в свой новый объект целиком перенесло «лестничное ограждение типа „лира“». Прокопенко талантлив. Но еще не нашел точки приложения сил. Север мог бы его удержать. А может, все проще, и к нему снизошла житейская трезвость? Жареные гвозди не только греют. Можно и обжечься.
Примечание автора.
Людмила Щербина живет и работает в Киеве. Ни Север ее не удержал, ни она не удержалась на Севере. В письмах она не вспоминает о прошлом. Но ждет, когда подрастет дочь, чтобы вернуться в Арктику, к настоящему делу.
Колодец
Колодцы в степной Молдавия чуть не у каждого двора свой. Один глубже другого: не больше пятака мглистое зеркало воды в оправе из дикого камня. Колодцы в Молдавии украшают и берегут. Колодцам не дают дряхлеть, чистят. Такая работа одному не под силу. Тогда зовут родных, друзей, соседей, хозяйка затемно берется за стряпню, хозяин идет в погреб за вином, и дело венчается общим застольем. По ту сторону Днестра, на Украине, этот добрый сельский обычай зовут толокой, севернее, в русских деревнях, помочью, в Молдавии — клакой.