Комедии и комические оперы

Евдоким(один, держа кошелек с деньгами). Сто рублей золотых заплатить лекарю Карачуну, который лечил барина... покойного... странное дело — дело, совсем противное справедливости... Когда бы он вылечил, я, любя барина, своих бы денег приложил... а то плати за то, что уморил... За это надобно бы с лекаря взять. Однако, уж я, по добродушию своему, то уступаю ему, что на нем... а этих денег не видать ему, как ушей своих... Я за барина на этого живодера так сердит, так сердит, что деньги себе в карман положу.

Явление 2

Ветран и Евдоким.

Ветран(осматривая все). Какая перемена! все здесь уныло! без меня этот веселый дом сделался монастырем... Вот я каков! где нет Ветрана, там скука, грусть... (Увидя Евдокима.) А, Евдоким! ты весь в черном! по ком тебе сгрустнулось?

Евдоким. Ах, сударь!

Ветран. Я из твоего ах ничего не понимаю. Сказывай скорей!

Евдоким. Увы!

Ветран. Ты меня бесишь.

Евдоким. Печаль у меня отняла язык.

Ветран. Как же ты это мог выговорить?

Евдоким. С великою нуждою.

Ветран. Да скажешь ли ты мне?..

Евдоким. Ах, сударь! такой печали не было и не будет. Все, что ни есть в доме, грустит... рыдает.

Ветран. Кто же у вас умер?

Евдоким. Вы знаете ли барынину постельную собачку?

Ветран. Она?

Евдоким. Нет, сударь; она жива; да с грусти все визжит... еще знаете ли вы нашего попугая, который такой говорун?

Ветран. Черт с ним, когда он околел!

Евдоким. Он жив, да от тоски, повеся голову, ни слова не говорит.

Ветран. Долго ли тебе меня мучить?

Евдоким. Вы знаете, сударь, обыкновение, чтобы печальную весть не вдруг сказывать... Я вас не хочу уморить.

Ветран. Чтоб тебя черт взял! ты и так твоею медленностью меня уморил... Я не смею спросить... Жива ли Милена?

Евдоким. Жива, сударь, только отчаянием своей сестрицы Изабеллы так тронута, так тронута, что чуть дышит.

Ветран. Все живы и все чуть дышат!.. да кончишь ли ты?

Евдоким. Неужто вы догадаться не можете?

Ветран. Нет; я знаю, муж Изабеллы, Добросердов, мой друг, мой покровитель, твой барин, жив.

Евдоким. А почему вы это знаете?

Ветран. А потому, что я от него письма имею, что я, по его просьбе, от полку уволен жениться на дорогой, на прекрасной Милене, которую я обожаю.

Евдоким. Да разве, написав вам письма, нельзя умереть?

Ветран. Что слышу! он умер?

Евдоким. Да, сударь, изволил скончаться!..

Ветран. Какое несчастие!.. Ну, да ежели это случилось, так и быть... Мне очень жаль его; он был мне вместо отца... Однако, по дружбе к покойнику, я хочу за его милость одолжить его и, рассея веселие в его доме, утешить всех, и даже жену его... и для того иду...

Евдоким. Постойте, сударь, велено никого не впускать.

Ветран. Никого, быть может... а меня, меня, который взрос, воспитан у них в доме как сын...

Евдоким. Вас-то именно и не велено впускать.

Ветран. Врешь!.. для чего?

Евдоким. Для того, сударь, что барыня моя, Изабелла, лишь увидит покойниковы туфли, то зальется слезами и обомрет.

Ветран. Бездельник!.. разве я похож на туфли?

Евдоким. Нет, сударь; однако вы ему близки были, он вас любил, как сам себя. И для того-то ваш дядюшка, Постан, который во время печали управляет всем вместо барыни, и запретил вас впускать. Его благоразумие боится вашей пылкости и ветрености.

Ветран. Его благоразумие бредит. (Увидя входящего Карачуна.). Кто это идет в черном платье? Не родня ли какая Добросердова?

Евдоким. Родня, сударь, и очень близкая... Он его уморил.

Ветран. Как?

Евдоким. Вы очень стали недогадливы... Это лекарь.

Явление 3

Ветран, Карачун и Евдоким.

Карачун. Евдоким! доложи барыне, что я пришел ее кондолировать.

Евдоким. Как вам не стыдно, господин Карачун. В таком ли теперь она состоянии, чтоб могла быть кондолирована.

Карачун. Ох! пожалуй доложи; это необходимо нужно, и мне надобно исполнить мою должность.

Евдоким. Да что это такое? зачем вы пожаловали?

Карачун. Это не твое дело.

Ветран. Я тебе растолкую. Это все то же, что поздравить с благополучным отъездом на тот свет.

Карачун. Господин офицер, я вас не знаю, и уверяю, что никому не дозволяю со мною шутить, разве только моим больным, в случае нужды, для растягивания их селезенки.

Ветран. Поэтому вы для больных великий шут, для того, что они все до смерти захахатываются.

Карачун. Чем вы можете это доказать?

Ветран. Господином Добросердовым.

Карачун. Я не отвечаю за это.

Евдоким. И вправду; ведь он взялся лечить, а не вылечить. (На ухо Ветрану.) Постарайтесь эту харю выгнать.

Карачун. И доказать могу, что я его как должно, во всей форме лечил. Я не виноват, что его натура такая упрямая, что с формою медицины никак не согласилась.