Ветран.
Разве люди сделаны для медицины, а не медицина для людей? Поэтому я сделан, чтоб шубу греть, а не шуба меня?Карачун.
Как вы осмеливаетесь такую священную науку равнять с шубою и думать, чтоб она была выдумана для всех людей без разбору? Есть только избранные, привилегированные натуры...Ветран.
Разумею... которых медицина одолеть не может.Карачун.
Мне с вами говорить долго не можно. Кто великую практику имеет, тому нет времени пустословить.Евдоким.
Поезжайте с Богом, господин Карачун. Я ей скажу, что вы были и сказывали мне, как вам жаль покойного.Карачун.
Да разве только?Евдоким.
А что ж еще?Карачун.
А за труды-то мои заплатить?Евдоким.
А сколько бы, например?Карачун.
С другого бы я гораздо более взял; но, по знакомству и по приязни моей с покойным, я только двести рублей возьму.Евдоким.
Двести рублей! Ах, господин Карачун! хотя вы лекарь, однако надобно быть христианином. Двести рублей!.. если будете так дорожиться, кто вперед захочет у вас умереть?Карачун.
И ты уж начинаешь шутить... Тебе можно бы лучше других знать, что он сам виноват в том, что умер. Оставя его натуру, которая так была глупа, он не все то исполнял, что я ему предписывал.Евдоким.
Ах, сударь! нельзя точнее исполнять: он ни черты не пропускал.Карачун.
Я знаю то, что говорю.Евдоким.
А что бы такое например?Карачун.
А вот что... я тебе скажу... Что бишь такое? Да, да, я ему велел прописанные мною порошки принимать из чайной чашки, а он их из стакана принимал.Ветран.
Волочила, как будто старинный воевода челобитчика. Однако вы апелляцию внесли в коллегию смерти.Карачун.
Знаете ли вы, что я сердиться начинаю за ваши плоские шутки.Ветран.
Плоские? Ах ты, побочный сын Эскулапа! подкидышБургава! знаешь ли ты, что я могу тебе кровь пустить!Евдоким
Карачун.
А ты знаешь ли, молодчик мой с темляком, что у меня последний цирюльник лучше тебя это разумеет?Евдоким
Ветран.
Знаешь ли ты, что ежели б каким сверхъестественным случаем ты стал лечить меня, и если б ты своим смертоносным искусством довел меня до крайности, то я бы тебе наперед заплатил за твои труды, велев выкинуть тебя за окно?Евдоким.
Господин Ветран!Карачун.
Я рад, что ты так прост и открылся. Я постараюсь, чтоб ты при самом начале твоей болезни без чувства был.Евдоким.
Господин Карачун!Ветран.
А как я еще здоров и в совершенной памяти, то теперь же исполню мое обещание... и в задаток...Евдоким
Карачун.
Изрядно.Постан.
Так, я узнал, что мой племянник приехал, и кому бы другому можно было так шуметь?Ветран.
Здравствуйте, дядюшка.Постан.
Здравствуй. С кем ты здесь шумел?Ветран.
С лекарем, который недоволен тем, что уморил моего благодетеля, да еще и против меня неучтив.Постан.
Так ты уже знаешь о нашем общем несчастии? Но удивляюсь, что ты так равнодушен.Ветран.
Что ж, дядюшка, разве вы хотите, чтоб я так же морщился, как вы? Верьте, что мне его более жаль, нежели вам, что я ничего бы не пощадил для него; но плакать не могу. Я и тогда не заплачу, если и сам умру.Постан.
Однако благопристойность велит, чтоб ты умерил твою живость, которая не может быть приятна Изабелле, неутешной о муже, и сестре ее Милене; а лучше бы всего сделал, если бы возвратился в полк.Ветран.
Возвратился? нет, сударь, я честный человек. Я отпущен жениться и непременно то исполнить должен.Постан.
Да такое ли время?Ветран.
А для чего не такое? Я могу во всякое время жениться.Постан.
Этому быть нельзя теперь, хотя б Изабелла и Милена не в таком были отчаянии; но во время траура, благопристойность...