Пытаюсь воскресить в памяти другие фильмы, вспоминаю своих любимых актеров. Где они сейчас — Бабочкин, Ильинский, Орлова, Абрикосов, Марецкая? Где Черкасов? Наверное, выступают на фронте перед бойцами или снимаются в новых картинах. Какое высокое, вечное искусство дарят они людям! И этот прекрасный мир хотят растоптать кованым сапогом фашистские варвары? Никогда, никогда!..
Уже после войны я прочитала небольшую книжечку Николая Черкасова «Из записок актера». Есть в ней и воспоминание о том, как он снимался в фильме «Александр Невский». Особенно запомнилось мне следующее место из его книжки:
«В сложнейших условиях кинематографической съемки актеру нужно иметь профессиональную выдержку, мастерство и опыт, чтобы сохранить особую собранность и покой, а главное — веселое, радостное состояние, единственное состояние, в котором возможно творчество актера…
Однажды в «Александре Невском» мне предстояла физически изнуряющая съемка одного из эпизодов ледового побоища на натуре, возле киностудии. Положение осложнялось тем, что в сорокаградусную жару я уже много часов непрерывно репетировал сложнейшие сцены.
Я знал, что если не обрету сил для веселого, радостного состояния, то не сумею выполнить свое актерское за дание.
Товарищи уговорили меня поехать в студию, чтобы провести короткий перерыв в прохладном помещении.
Мы подъехали к служебному посту студии. Я был в полном облачении Александра Невского. Дежурный настоятельно требовал у меня пропуск, который остался в моем костюме на месте съемки. Доводы не помогли, дежурный был настойчив и упрям. Когда я понял, что десять минут, которые я предполагал отдать отдыху, ушли на разговоры с дежурным, я выхватил из ножен огромный меч и торжественно закричал:
— Какой пропуск, кнехт? Перед тобой великий князь Александр Невский. Иди сюда, сейчас я тебе отрублю голову!
Испугавшись обнаженного меча, дежурный (с которым мы позже подружились) стремительно убежал и скрылся в кустах.
Это настолько развеселило и оживило меня и моих товарищей, что мы, против ожидания, продуктивно сняли труднейшую сцену. Спасибо тебе, дорогой «кнехт», что ты, как чуткий актер, «подыграл» мне!»
Прочитав книжечку, я не удержалась и написала Черкасову письмо. Рассказала, как смотрела фильм «Александр Невский» в оккупированном Киеве, как стреляли по экрану автоматчики, поблагодарила и за то, что он, мой любимейший актер, своей прекрасной игрой вселил тогда в меня еще большую веру в нашу победу над врагом, придал свежие моральные силы, которые помогли пережить страшное время оккупации.
33
Зайдя в управление домами по делам ремонта квартиры, Валя увидела фатоватого парня с бумагами в руках, он только что вышел из кабинета начальника. «Новый сотрудник управления, — подумала она. — Будто знакомый. Но где мы с ним встречались?» Парень, видимо, что-то вспомнил, снова вернулся к начальнику, и, когда выходил от него, взгляды их встретились. Встретились на мгновенье, но Вале все стало ясно. На улице, в компании с полицаем, — она тогда возвращалась от Ивкина, — тоже был он.
Этого парня — фамилия его Соломко или Соломьяненко — за два месяца до начала войны исключили из комсомола, Валя присутствовала на заседании бюро и выступила против него. Чем он провинился, сейчас уже точно не помнит. Кажется, пьянствовал и еще совершал мелкие кражи у своих товарищей по институту. На заседании бюро вел себя возмутительно. В конце заявил: «Исключаете? Обойдусь и без вашего комсомола»... Все проголосовали за исключение.
Не обращаясь к начальнику управления домами, Валя немедленно вернулась домой. Впервые за пять месяцев работы в подполье она почувствовала себя бойцом, идущим не только в наступление, но и вынужденным позаботиться об обороне. Ранее ее собственная безопасность казалась гарантированной паролями, кличками, верностью и дисциплинированностью друзей, искусно подделанными документами — всем тем, на чем держится хорошо законспирированная организация. Теперь, после встречи с этим типом, чувство безопасности исчезло.