Над омраченным ПетроградомДышал ноябрь осенним хладом.Плеская шумною волнойВ края своей ограды стройной,Нева металась, как больнойВ своей постеле беспокойной.Уж было поздно и темно;Сердито бился дождь в окно,И ветер дул, печально воя.В то время из гостей домойПришел Евгений молодой…Мы будем нашего герояЗвать этим именем. ОноЗвучит приятно; с ним давноМое перо к тому же дружно.«Медный всадник» связан с «ЕО» и несколькими превосходными строфами, в которых та же система рифм, что в «ЕО», — они составляют «Родословную моего героя» (1832); Пушкин не сразу решил, какого из двух Евгениев одарить этой родословной, и в конце концов она досталась совсем другому герою (Ивану Езерскому). См. Эпилог, следующий за коммент. к Десятой главе.
11
Лед на Неве начинает ломаться и река вскрывается между серединой марта и серединой апреля (конец марта и конец апреля по новому стилю). Обычно через две-три недели льда не остается совсем, хотя случается, что отдельные льдины замечают даже во вторую неделю мая. В строфе XXXIX снег на улицах превращается в грязь. Для некоторых читателей «иссеченные льды» — это плывущие льдины, остатки ледяного покрова, который разломан напором воды, трением и таянием, тогда как в действительности речь идет о прекрасных глыбах аквамаринового цвета, вырубленных из замершей реки, — они красуются на поблескивающем снегу, ожидая, когда приедут доставить их, куда требуется. По совету Тургенева, Виардо передает это место так: «le soleil se joue sur les blocs bleuâtres de la glace qu'on en a tirée» <«солнце играет на голубоватых глыбах, высеченных из льда»>.Ср. Вступление к «Медному всаднику» (написано в октябре 1833 г.), строки 75–83:
Люблю, военная столица,Твоей твердыни дым и гром[81],Когда полнощная царицаДарует сына в царский дом,Или победу над врагомРоссия снова торжествует,Или, взломав свой синий лед,Нева к морям его несетИ, чуя вешни дни, ликует.Читатель помнит, что по той же Дворцовой набережной Онегин прогуливался с Пушкиным в мае 1820 г.
14
— XL, 1 Перенос из строфы в строфу, один из очень немногих примеров такого рода в романе. Великолепный образец художественной логики, заключенной в том, что такой перенос есть в главе Третьей (XXXVIII, 14 — XXXIX, 1: «И задыхаясь, на скамью / Упала»), где Татьяна бежит в парк, но там ее отыщет и выскажет ей свои назидательные сентенции Онегин. И вот теперь роли переменились: уже Онегин, у которого перехватывает дыхание, спешит туда, где ему объяснят, что есть любовь.XL
Стремитъ Онѣгинъ? Вы заранѣ Ужъ угадали; точно такъ: Примчался къ ней, къ своей Татьянѣ 4 Мой неисправленный чудакъ. Идетъ, на мертвеца похожій. Нѣтъ ни одной души въ прихожей. Онъ въ залу; дальше: никого. 8 Дверь отворилъ онъ. Что жъ его Съ такою силой поражаетъ? Княгиня передъ нимъ, одна, Сидитъ, не убрана, блѣдна,12 Письмо какое-то читаетъ И тихо слезы льетъ рѣкой, Опершись на руку щекой.
5–8
Вся сцена напоминает происходящее во сне. Словно в сказке, перед героем безмолвно распахиваются двери. Он оказывается в волшебном замке. И, точно ему это грезится, перед ним Татьяна, перечитывающая одно из его трех писем.
12
какое-то.Обычная функция этого оборота родственна неопределенному артиклю, а не указанию на некое свойство, но тут слово определяет суть строки, приобретая дополнительный смысл.XLI