Комментарии к материалистическому пониманию истории

При всем уважении и почтении к ныне существующему жанру научного текста, я все же должен отметить, что за абстрактными понятиями и положениями научного текста часто теряется сама реальность научного поиска и дискуссии. В итоге, повседневность науки кардинально отличается от той идеализированной картины, которая возникает на страницах ученых статей и книг. В этом есть свой резон, поскольку сама суть научного познания требует отвлечения от всего личного и сиюминутного. Но беда в том, что на деле социальная теория оказывается пронизана этим личным и сиюминутным. В этой ситуации я счел необходимым отбросить жанр обезличенного изложения и наполнить свой текст реалиями повседневной научной жизни в надежде, что снятие внешней и внутренней цензуры и выведение этих пластов научной практики на рефлексивный уровень поможет эвристически продвинуть дискуссию о проблемах социального познания.

§ 1. Экзистенциальные доминанты социального теоретизирования

Большинство социальных теорий, в большей или меньшей степени, находятся под искажающим воздействием ценностных и экзистенциальных установок. Политическую позицию, я полагаю, следует рассматривать, как следствие этих установок.

О ценностных установках подробно говорить не буду. Это достаточно исследованная тема.¹²³ Замечу лишь, что относительно свободным от ценностного давления может считаться лишь тот теоретик, кто осуществил тотальную деконструкцию своей ценностной позиции. Признаком удачной деконструкции является свобода от каких-либо ценностных абсолютов.

Я не призываю ученого к отказу от каких-либо ценностей. Это невозможно. Но они должны иметь у него в личной жизни статус предрассудков и личных предпочтений (пусть и горячо любимых), обусловленных его биографической ситуацией. В области же объективного анализа социальный ученый должен быть в позиции софиста, признающего все ценности относительными.

В противном случае говорить о какой-либо свободе от ценностного давления и об объективности анализа – весьма проблематично. Конечно, ученый, не освободившийся от ценностного давления, не обязательно будет необъективен во всех своих суждениях, но он не избежит искажений не в этом, так другом пункте своей теоретической позиции.

У меня есть надежда, что частично мне удалось деконструировать свои ценностные доминанты, поскольку мои усилия на этом поприще выразились в принятии теории морального и культурного релятивизма, выявляющей и опровергающей фундаментальные абсолютистские установки европейского сознания.

Подчеркну еще раз: релятивистская позиция не означает автоматического устранения ценностных позиций в познании. Но она существенно облегчает осуществление подобной процедуры, снижая степень энтузиазма и фанатизма по отношению к собственным ценностным предпочтениям. В то время как хорошо известно, что признание абсолютности той или иной ценности катастрофически уменьшает возможности сознания осуществить по отношению к этой ценности какую-либо рефлексию.

Об экзистенциальных же детерминантах социального познания скажу подробнее.

Под экзистенциальными детерминантами я понимаю личностные доминанты, определяемые биографической ситуацией. Такие доминанты выражают общую структуру мировосприятия и мирочувствования конкретного человека и, функционируют, прежде всего, на уровне его повседневной жизни.

По моим наблюдениям, экзистенциальные доминанты и характер личности радикально определяют научную позицию социального теоретика.

Во-первых, многие занимаются наукой, но не все способны к ней. Не всем удается развить систематичность мышления и освоить сложные понятия. Многие так и застревают на идее нации, морали или Бога. Но разве суть социальной науки состоит лишь в том, чтобы до бесконечности пережевывать и расцвечивать идеи, доступные даже неграмотному человеку?

Во-вторых, многие из тех, кто смог развиться как полноценный социальный теоретик, все же оказываются парализованными в своем мышлении экзистенциальными (невротическими) доминантами. Вариантов подобной парализации множество. Но я приведу лишь несколько примеров.

1. Когда мальчик из Гитлерюгенда стойко защищает последнюю баррикаду «третьего рейха», мы все с пониманием констатируем его социально-политическую и когнитивную невменяемость: «Здесь нет ничего удивительного. Это следствие хорошего промывания мозгов». И это действительно так.

Но если это так, то что же можно сказать о когнитивной вменяемости почтенного профессора, родившегося и выросшего в тоталитарном обществе?

Уже один факт его выживания физического и научного указывает на то, что он выбрал правильную стратегию поведения. И здесь не важно, верил он в то, что вынужден был говорить, или нет. Необходимость ежедневного исполнения определенной роли по определению превращает эту роль в натуру.