Читаем Комментарии к материалистическому пониманию истории полностью

Еще раз. По определению, социальная теория оказывается органичным порождением наличного типа культуры. Соответственно, ее эмпирический и, самое главное, философский горизонт жестко определяется горизонтом данной культуры. Возможно ли преодоление этого горизонта? Иными словами, возможно ли преодоление социальной теорией силы тяготения, порождаемой наличным культурным контекстом? Образно говоря, процедуры по извлечению социальной теории из удушающего объятия культурного контекста должны позволить осуществить нечто подобное тому, что проделал известный литературный персонаж, который якобы извлек самого себя за волосы из болота.

Это эпистемологическое «извлечение» оказывается возможным лишь при искусственном разрушении монолитности культурного основания, при радикальном повышении степени произвольности и осознания теоретика по отношению к культурному контексту.

Кстати, отчасти подобная же проблема возникает при индивидуальной психотерапии, и часто успешно решается. Здесь человек, равный самому себе, должен радикально повысить степень осознания собственной экзистенции с тем, чтобы добиться более произвольного отношения к ней. Это является необходимой предпосылкой к последующим личным изменениям. Но в рамках психотерапии пациент может опереться на внешнюю силу в лице психотерапевта.

В нашем же случае социальный теоретик подобной возможности не имеет. Внешнюю точку опоры он должен создать сам. Средством для этого оказывается метод деконструкции.

Этот метод был весьма детально разработан Дерридой. Деррида исходит из посылки, что внеположенность исследователя тексту – иллюзия, поскольку всякая интерпретация и критика предполагает другой текст, который в действительности вызывается и определяется как контекст именно интерпретируемым текстом (см. так же идею Гадамера о «предпонимании»). Соответственно, единственный способ преодолеть эту замкнутость – организовать сопротивление «метафизике» текста на его же поле и его же средствами. При этом, в тексте выделяются маргинальные, подавляемые мотивы, противонаправленные по отношению к «центрации» текста, то есть по отношению к «основному» его направлению.

Нечто похожее предлагает и российский культуролог В. Н. Романов: «В гуманитарных науках социально-культурная включенность исследователя играет иную, более существенную роль (чем в естественных науках. – С. Ч.): из внешней предпосылки научного познания она превращается здесь в фактор, определяющий саму структуру опыта. Необходимость ее нейтрализации, продиктованная стремлением к объективному знанию, вынуждает исследователя сделать предметом анализа свои собственные культурные доминанты. Исследователь должен непосредственно ввести себя в рамки гуманитарного опыта в качестве объекта, и только благодаря этому он получает возможность осознанного и произвольного отношения к своей культуре, только благодаря этому он оказывается в состоянии построить позицию стороннего наблюдателя, которая в естественнонаучном опыте задается автоматически самой его процедурой. Значение субъекта опыта как носителя культурных доминант начинает в данном случае пересекаться с «объектом». Уходя в рефлексию, выявляя те ограничения, которые накладывает на него его собственная культура, исследователь внутри опыта овладевает своими доминантами и подготавливает себя к адекватному восприятию доминант чужой культуры. Построенная таким образом исследовательская позиция формирует своеобразную познавательную ситуацию, когда мысль исследователя действительно начинает двигаться между двумя объектами, своей и чужой культурами, и приобретает соответственно принципиально диалогический характер. Сам же диалогизм, понимаемый в этом смысле, оказывается иной стороной объективности гуманитарного знания, его абсолютно необходимым условием и предпосылкой»134.

По большому счету, проблема тождества социального теоретика и его культуры есть проблема контекста. Вспомнив «идолов пещеры» Ф. Бэкона, можно сказать, что теоретик заключен в собственную культуру, как в пещеру. Его «пещера культуры» оказывается для него универсумом, а ее основные доминанты – априорными принципами мироздания. Соответственно, эти априорные принципы конституируют его взгляд на реальность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Мораль XXI века
Мораль XXI века

Книга «Мораль XXI века» объясняет, как соблюдение норм морали ведет человека к истинному успеху и гармонии. В наши дни многие думают, что быть честным – невыгодно, а удача сопутствует хитрым, алчным и изворотливым людям. Автор опровергает эти заблуждения, ведущие к краху всей цивилизации, и предлагает строить жизнь на основе нравственной чистоты и совершенствования сознания. Дарио Салас Соммэр говорит о законах Вселенной, понимание которых дает человеку ощущение непрерывного счастья и глубокое спокойствие в преодолении трудностей. Книга написана живым и доступным языком. Она соединяет философию с наукой и нашла единомышленников во многих странах мира. В 2012 году «Мораль XXI века» вошла в список произведений зарубежных авторов, рекомендованных к прочтению Союзом писателей России в рамках национального образовательного проекта Президента Российской Федерации.

Дарио Салас Соммэр

Обществознание, социология
Общности
Общности

Представляем читателю первое полное издание на русском языке классического сочинения Макса Вебера «Хозяйство и общество». Эта книга по праву была признана в 1997 году Международной социологической ассоциацией главной социологической книгой XX века. Поскольку история социологии как науки и есть, собственно, история социологии в XX веке, можно смело сказать, что это - главная социологическая книга вообще.«Хозяйство и общество» учит методологии исследования, дает блестящие образцы социологического анализа и выводит на вершины культурно-исторического синтеза.Инициатором и идеологом проекта по изданию книги Макса Вебера на русском языке и редактором перевода выступил доктор философских наук, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Л.Г. Ионин.Книга представляет собой второй том четырехтомного издания труда Макса Вебера «Хозяйство и общество». Это первый полный перевод знаменитого сочинения на русский язык. Главы, вошедшие в настоящий том, демонстрируют становление структур рациональности, регулирующих действие общностей на разных этапах исторического развития. Рассматриваются домашняя общность, ойкос, этнические и политические образования, в частности партии и государства. Особого внимания заслуживает огромная по объему глава, посвященная религиозным общностям, представляющая собой, по существу, сжатый очерк социологии религии Вебера.Издание предназначено для социологов, политологов, историков, экономистов, вообще для специалистов широкого спектра социальных и гуманитарных наук, а также для круга читателей, интересующихся проблемами социального и культурного развития современности.

Макс Вебер

Обществознание, социология
Постправда: Знание как борьба за власть
Постправда: Знание как борьба за власть

Хотя термин «постправда» был придуман критиками, на которых произвели впечатление брекзит и президентская кампания в США, постправда, или постистина, укоренена в самой истории западной социальной и политической теории. Стив Фуллер возвращается к Платону, рассматривает ряд проблем теологии и философии, уделяет особое внимание макиавеллистской традиции классической социологии. Ключевой фигурой выступает Вильфредо Парето, предложивший оригинальную концепцию постистины в рамках своей теории циркуляции двух типов элит – львов и лис, согласно которой львы и лисы конкурируют за власть и обвиняют друг друга в нелегитимности, ссылаясь на ложность высказываний оппонента – либо о том, что они {львы) сделали, либо о том, что они {лисы) сделают. Определяющая черта постистины – строгое различие между видимостью и реальностью, которое никогда в полной мере не устраняется, а потому самая сильная видимость выдает себя за реальность. Вопрос в том, как добиться большего выигрыша – путем быстрых изменений видимости (позиция лис) или же за счет ее стабилизации (позиция львов). Автор с разных сторон рассматривает, что все это означает для политики и науки.Книга адресована специалистам в области политологии, социологии и современной философии.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Стив Фуллер

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука