Революция не имеет характер всеобщего закона, поскольку основой смены формаций является смена способов производства. А как мы и показали выше, смена способов производства чаще всего есть эволюционный процесс. Субъект экономического интереса, стоящий за каждым способом производства, непрерывно приспосабливает производство к новым реалиям. В какой-то момент процесс достигает меры, и старый способ производства переходит в новое качество, а старый субъект экономического интереса трансформируется в новый. Два блестящих примера этого: эволюционная трансформация землевладельческого класса Англии в так называемое «новое дворянство» и преобразование класса рабовладельцев Римской империи в класс земельных магнатов, эксплуатирующих колонов. Причем, это вовсе не эксклюзивные примеры. Мы же лишь апеллируем к знанию истории, которым должен обладать каждый социальный теоретик.
Но при переходе аграрного общества в индустриальное ситуация кардинально меняется.
В отличие от предыдущих эпох, где хозяйство эволюционировало из одного состояния в другое, здесь мы наблюдаем достаточно уникальную ситуацию. Производство представлено двумя укладами – в недрах традиционного аграрного общества возникает и начинает достаточно бурно развиваться фактически инородная ему экономическая структура – промышленный уклад, представленный самостоятельным субъектом экономического интереса – буржуазией. В итоге, в рамках разлагающегося аграрного общества оказываются рядоположенными два экономических уклада и два субъекта экономического интереса. Причем, аграрный уклад являет достаточную косность и консервативность, что отражается в политической консервативности землевладельческого класса. Промышленный же уклад бурно развивается и наполняет всё большей экономической и политической силой класс буржуазии. В редких случаях подобная рядоположенность относительно «согласованна» и тогда возможны два варианта: либо буржуазия оказывается достаточно слабой, чтобы столкнуть класс традиционных землевладельцев, но правящая элита, во избежание революционных эксцессов, сама осуществляет решительные реформы – прусский путь развития капитализма. Либо же интенсивность развития капиталистического сектора столь велика, что она достаточно быстро вовлекает в орбиту капитализма традиционные аграрные структуры – формирование «нового дворянства» в Англии.
Но часто, экономическая и политическая рядоположенность двух укладов и двух субъектов экономического, а значит и политического интереса, оказывается «несогласованной». В итоге окрепшая буржуазия сталкивает с социальной арены одряхлевший класс землевладельцев, разрушает традиционные структуры аграрного общества и достаточно быстро абсорбирует их обломки в капиталистическую структуру.
Именно в силу этих обстоятельств переход аграрного общества в индустриальное чреват великими революциями и социальными потрясениями. Но проецировать этот процесс на всю историю в целом совершенно недопустимо. Еще раз подчеркнем, мы имеем дело, во многом, с исключительной ситуацией.
По рассмотрению последнего пункта мы полагаем, что наш критический разбор материалистического понимания истории закончен. Но поскольку это теоретическое ядро в марксизме обрамлено определенной политической доктриной и специальными рассуждениями об истории, постольку мы считаем разумным рассмотреть и то и другое отдельно. Соответственно, далее мы критически рассмотрим политическую доктрину марксизма и в заключение предложим краткий очерк всемирной истории, так как она представляется с точки зрения реформированного марксизма.
Глава V
Политическая доктрина марксизма
При первоначальном взгляде на марксизм, особенно если пойти на поводу публичных и совершенно искренних заявлений его авторов, можно было бы решить, что политическая доктрина марксизма есть безупречно логичная конкретизация научной теории в политической сфере. Маркс был уверен, что одна из главных заслуг его деятельности – утверждение политической доктрины на базе строгой и беспристрастной науки. По крайней мере, Ф. Энгельс засвидетельствовал успех этого проекта, возвестив о создании в рамках марксизма теории научного социализма.
Мы убеждены, что в лице научного социализма (коммунизма) мы имеем дело с грандиозным самообольщением. Перед нами провал еще одной попытки придать исторически ограниченным морально-политическим ценностям научное обоснование.
Мы решаемся утверждать: коммунизм – это антимарксизм, если под марксизмом понимать научную социальную теорию Маркса. Иными словами: если строго следовать духу и букве традиционного материалистического понимания истории, то в итоге мы не только не получим «научного коммунизма», но и обнаружим ложность и иллюзорность этой доктрины.