Мы не имеем ничего против этих ценностных установок.97
Но нас удручает тот научный конфуз, в который попадают марксисты. Марксизм – первая научная теория, которая серьезно поставила вопрос о социальной и эпохальной обусловленности ценностей. Но, при этом, марксизм воспринимает собственные ценности, лежащие в основе его политической теории, как само собой разумеющиеся и вневременные. В лучшем случае, они всё же рассматриваются исторически, и тогда оказываются привязанными к коммунистической эпохе. Но подобная привязка вовсе не удовлетворяет принцип историзма. Если мы вспомним, что коммунизм – это бесконечная эпоха, означающая начало подлинной истории и обретение человеком своей собственной природы, то привязка ценностей марксизма к ценностям коммунизма фактически означает утверждение, что эти ценности имеют вневременной естественный характер. Более того, обоснованность подобной привязки недоказана. Что еще хуже, при внимательном рассмотрении мы можем обнаружить, что отчасти ценности марксизма есть ценности индустриальной, капиталистической эпохи, а отчасти они восходят к более ранним эпохам.Понятие справедливости является константой социального бытия, которое выражает ожидания и необходимость для общества определенного порядка распределения (в широком смысле слова). В позднюю первобытность и в большинстве аграрных классовых обществах идея справедливости воспринимается как выражение божественной воли. Античность, с её развитой теоретической культурой вносит в это представление принципиально новое – теоретическое исследование и обоснование справедливости. Здесь справедливость понимается как порядок, при котором каждому воздается должное
. Но за редким исключением справедливость интерпретируется в классовом ключе: эгалитаризму граждан полиса противопоставляется полное бесправие рабов.В этом отношении, христианское представление о справедливости есть любопытнейшая мутация традиции. Возникает эгалитаристская интерпретация справедливости. Здесь мы имеем дело с мощной проекцией бесправных слоёв населения в область идеологии. Возникает идеал тотального равенства всех людей как детей Божьих. Весьма характерно, что эта интерпретация становится популярной именно в тот момент, когда большинство населения Римской империи оказывается выпавшим из рамок полисного эгалитаризма. Первоначально эгалитарная концепция справедливости бытовала в форме христианского «коммунизма», когда первые христианские общины практиковали общность имущества, отказ от индивидуальной частной собственности, уравнительные принципы распределения, совместный коллективный труд. Со временем стало ясно, что подобная форма общины нежизнеспособна. Достаточно вспомнить, что Павлу удалось получить одобрение своих радикальных реформ со стороны иерусалимской общины под условием регулярной поставки денег на её содержание. В этом отношении более приемлемой формой оказалась экклесия. Как известно, она представляла собой христианскую общину, в которой участники жили частной жизнью, но собирались на совместные трапезы, средства для этих собраний поставлялись ими же. Эти собрания подчеркивали социально-имущественное равенство верующих перед Богом. Со времен первоначального христианства в каноническом праве утвердилась норма, что церковное имущество есть совместная собственность. Удивительно, но эта норма никогда не подвергалась сомнению и не отменялась. Но если бы спустя несколько столетий какой-нибудь нищий явился бы к облаченному в меха епископу и потребовал свою долю церковного имущества, то он был бы схвачен как опасный смутьян и еретик. Христианский эгалитаризм выдохся вследствие обретения христианством господства и бюрократизации церкви (епископальная церковь). В какой-то момент церковная бюрократия реально узурпировала власть и собственность, официально принадлежащих всему сообществу верующих.
С момента утверждения христианства европейские аграрные общества оказываются в достаточно уникальной ситуации. Большинство аграрных обществ являют относительно гармоничное согласование идеологии и социальной практики. Христианские же общества попадают в ситуацию идеологического дуализма
. С одной стороны, средневековье создает естественную идеологию сословной справедливости, исходящую из идеи справедливости как воздаяния каждому должного. И эта идеология воспринимает ситуацию, когда барон пирует в замке, а его виллан ест скудную похлебку в лачуге, как справедливую. С другой стороны, в этих же обществах официально господствует доктрина эгалитарной справедливости: все люди (христиане) равны во Христе и все они будут справедливо судимы вне различий званий и сословий после смерти.