Коммерсанты

Он любил эту квартиру на Савушкина больше, чем свою, на Мойке. И мог определенно сказать почему: его тут всегда ждали. В сталинском доме, просторная, двухкомнатная, с высокими потолками и окнами на шумную трамвайную магистраль, квартира вносила умиротворение в душу Феликса. Мать и Митюша были людьми безалаберными, одержимыми страстями: Митюша картами, а мать, врач-кардиолог, своими пациентами. С Митюшей все понятно, а вот мать оставалась для Феликса загадкой — мать постоянно жила проблемами своих больных. На подобное подвижничество ее толкала азартная натура. Именно азарт натуры удерживал ее и Митюшу столько лет подле друг друга. Любопытна и проста история их знакомства. Митюша страдал какой-то редчайшей болезнью, и мать его выходила, казалось, все просто. Но азарт, с которым Ксения Михайловна вникала в сущность болезни, во все, что формировало недуг, азарт этот поразил Митюшино воображение. Он боготворил Ксению Михайловну, робел, замыкался, что, по мнению матери, усиливало болезнь. Митюше надо было создать другую обстановку. И мать предложила ему… жениться на ней. Конечно, если бы Митюша был ей безразличен, вряд ли она вступила на путь российских подвижников-миссионеров, которые ради науки ни в грош не ставили личные интересы. Мать полагала, что спасает талантливого музыканта, а оказалось, что Митюша скрипач весьма средний. Но ловушка захлопнулась. Мать об этом не жалела; что же касается Митюши, то со здоровьем к нему вернулся апломб, он возомнил себя человеком незаурядным, а перемещение к краю оркестра, считал он, не что иное, как результат интриг. Талант, дескать, во всем талант, пусть в исполнении вариаций на темы Паганини, пусть в покере, пусть в бридже. Есть круг людей, где на него смотрят с уважением…

— Вчера в переходе метро на Невском играли Гайдна на флейте, — сказал Митюша, шествуя следом за Феликсом и Ксенией Михайловной. — Народу никого, начало первого ночи. И этот музыкант. Чистый сюр.

— Вы ему подали? — спросил Феликс.

— Не в этом дело. Пастораль в метро, чистый сюр.

— Подал он, подал, — вмешалась Ксения Михайловна, — у Митюши мягкое сердце.

— Так подали или нет? — настаивал Феликс.

— Честно говоря, нет, не было мелочи, — застенчиво признался Митюша. — А вспомнил потому, что… сам не знаю. Мелодия запала в память, весь день мучает. Отличный концерт, почему мы его не играем? Паренек лет восемнадцати, наверно, студент… — Митюша не знал, как закончить свою неуклюжую попытку начать задушевный разговор с пасынком.

— Сейчас столько появилось несчастных людей, — Ксения Михайловна направила Феликса в ванную комнату помыть руки.

— Не более, чем раньше, — заметил Митюша. — Просто дали свободу, вот и повылезали. В России, в местах, где чуть теплее, чем на улице, всегда появляются несчастные люди…

Феликс, разминая пальцы после холодной воды, сел на свое место. В этой квартире у него было свое место, у окна, между холодильником и пеналом с посудой. Митюша пристроился напротив. В окружении лубочных деревянных поделок он со своими сонными глазами на бледном лице смотрелся великомучеником. Ксения Михайловна сняла с кастрюли крышку. Запах мяса и чеснока будоражил аппетит.

— У нас рождается новый класс нищих людей и бродяг, — продолжал нудеть Митюша, — нищенство становится незазорным, даже каким-то гусарским эпатажем.

— Ладно вам, Дмитрий Ильич, — отмахнулась мать. — Ну не подали тому флейтисту и не подали, что вы оправдываетесь?

— Нисколько не оправдываюсь, просто размышляю, — забеспокоился Митюша. — В чем мне оправдываться? Пусть лучше Феликс объяснит: почему наши новые Рябушинские не решают проблему нищих.

— Дался вам этот Рябушинский, — Феликс кольнул вилкой тушку сардельки, освобождая чесночный пар. — Ну, мать, где ты покупаешь такие? У меня дома сардельки пахнут туалетной бумагой.

— Надеюсь, до употребления, — Митюша хохотнул.

— Дмитрий Ильич, — поморщилась Ксения Михайловна. — Ты, право, какой-то сегодня неуклюжий.

— Почему?! — воскликнул Митюша. — Меня интересует, почему новые Рябушинские не решают проблему нищих. Они рубят сук, на котором сидят.

— Вы, Дмитрий Ильич, утопист, — ответил Феликс. — Вопрос встречный: почему вы не подали тому флейтисту? Мелочи не было? Или вас больше волнует судьба всего оркестра, а не одного отдельно взятого флейтиста?

— Я часто думаю над этим феноменом — российским новым коммерсантом, — Митюша ел вкусно: свирепо всаживал вилку, макал сардельку в горчицу, подносил к губам, держал паузу, словно решая в последний раз, есть ему или нет, и, отправив в рот, елозил влажными губами. — Я вот что думаю… Гермес, бог торговли, по пьяной лавочке принял уличную девку за богиню любви Афродиту и сотворил дите. Так появился современный российский бизнес. А какого меценатства ждать от бизнеса простолюдинов? Если нет культуры, есть чванство и спесь…