Коммерсанты

Юхан Юлку хмуро промолчал, ему было неловко, в глазах Негляды он считался тут не последним человеком, и на тебе, даже в кабинет не пускают.

— Что же они там так долго решают? — кинул Забелин в сторону и, поднявшись, проговорил через плечо: — Я буду у себя… Кстати, если ты дозвонишься до Джасоева, скажи, что я достал ему лекарство, а то звоню-звоню, все у него занято.

— Еще бы, столько времени его не было в Ленинграде, скопились дела, — ответила Зинаида вслед Забелину. — Я передам ему вашу просьбу, если дозвонюсь.

— Вообще-то приглашали только меня, — шепнул Юхан толстяку Негляде. — Генеральный и понятия не имеет, что его ждет и управляющий банком.

— Так скажите ему, — колыхнул Негляда просторным животом.

Юхан Юлку посмотрел на секретаршу, вздохнул и произнес:

— Дорман скажет.

Забавно было смотреть на этих двоих из Выборга. Жилистый, тощий и длинноносый финн с покатым лбом и громоздкий, краснолицый, с пеликаньим подбородком управляющий банком…

— Хотите кофе? Или чаю, — смилостивилась Зинаида, искоса взглянув на робко шептавшихся выборжцев.

Узкое лицо финна оживилось, он локтем торкнул приятеля и выразил согласие на кофе.

Зинаида сняла с полки шкафа чайник и вышла в коридор. А воротилась не одна — ее сопровождал рыжий Тишка.

— Бобик, — проговорил Юхан и потянулся ладонями к спаниелю.

— Он далеко не Бобик, — ревниво заметила Зинаида, подключая в сеть шнур от чайника. — Он — Тишка.

— Тишка, Тишка… Хорошая собака, — подхватил со скуки Негляда.

Тишка, отвернув в сторону свою «шерстяную» мордаху, посмотрел на банкира одним глазом, коротко тявкнул и строго заклекотал, точно прополаскивал горло перед главным своим лаем.

— Ты что?! — упредила Зинаида. — Нехорошая собака. А еще почетным акционером считается.

Тишка взглянул на Зинаиду и кротко улегся под вешалкой, положив лапы на валик.

— Павел Зосимович, может, ему расскажете о своей затее? — засмеялся Юхан. — Раз он тут почетный акционер. Что сидеть без толку?

Негляда улыбался. Его хмурое, с красноватым оттенком лицо при улыбке становилось привлекательным, обнажая доброту и мягкость.

— Понимаешь, Тиша, — проговорил он, лукаво поглядывая на Зинаиду, — хочу я предложить твоему «генералу» выгодное дельце. Ты ведь знаешь по опыту, что мои предложения оказываются не так уж и плохи.

Песик шлепнул по полу размочаленным своим хвостом.

— Вот, соображаешь, значит… Так бы ты и лежал тут, сукин ты сын, если бы не первый мой кредит вашей конторе.

Тишка приподнял морду и тихо вздохнул.

— Вот, и это ты понимаешь, — одобрил Негляда.

Юхан и Зинаида засмеялись.

— Допустим, конечно, что у твоего «генерала» сейчас забот полон рот при такой инфляции…

Песик вновь хлопнул хвостом.

— Цены-то как подскочили? А? То-то… Вот я и хочу предложить ему новую идею. А он меня не принимает. И хозяйка твоя держит нас в строгости…

— Хоть и угощает кофе, — подхватил Юхан Юлку.

Зинаида достала из тумбочки печенье, конфеты и два яблока…

Идея казалась Негляде заманчивой. События, что разворачивались в стране, бухнули первым ударом колокола. А Негляда обладал тонким слухом, он давно уже слышал скрип колоколова языка и продумывал линию своего поведения. Еще в восемьдесят седьмом, когда начали создавать кооперативы и совместные предприятия, банковскому делу нанесли первую зуботычину — новые структуры переманивали опытных банковских сотрудников косяками, обескровили банки, а кадры, по твердому убеждению Негляды, единственное, что трудно восполнить. Сколько бумаги извел Негляда, доказывая высшему руководству, что те рубят сук, на котором сидят, что надо хоть как-то уравнять оплату… Было очевидно, что банковские начальники в Москве совершенно не владеют ситуацией в регионах. Они понимали, что надо как-то ограничить количество денег, улизнувших от контроля банка. За счет этих денег новые бизнесмены и могли платить такую высокую зарплату легионерам. Но как отсечь эти бешеные деньги, нажитые спекуляцией и другими фокусами?!

И прозвучал первый удар колокола — в январе девяностого года — павловская реформа.

Идея была прекрасная — отсечь за три часа все левые деньги, но только не в той ситуации, что сложилась в России. За три часа можно провернуть эту гигантскую операцию в случае, если бы остатки денег в кассах четко согласовывались с банковскими структурами. Тогда всем этим новоявленным бизнесменам пришлось бы обосновывать происхождение всех излишних денег. Но при той четкости взаимодействия, что возникла между кассами клиентов с банками, павловская реформа по изъятию в течение трех часов сто- и пятидесятирублевых банкнот выглядела как фантазия кабинетного теоретика, а то и просто авантюра…