Крики восторга переплелись с гулом возмущения. «Крупская» утерла губы желтым платком, поправила очки, что сползли на кончик короткого пухлого носа. Рядом с Чингизом на каменный цветник вскочил мужчина в лиловой куртке.
— Куда вы нас зовете, гражданка! — натуженно воскликнул мужчина, напрягая жилы на тощей в пупырышках шее. — К большому террору?! Я хочу спросить уважаемую Жанну д’Арк! Как же вы при вашем горячем желании отдать кровь за демократию не то чтобы на эшафот, вы и на каторгу не сподобились попасть в то гнусное время, как нормальные диссиденты. Как вам удалось так долго отделываться пятнадцатью сутками да штрафами за уличное хулиганство! А говорят, что вы и чаи гоняли с начальством в Лефортовской тюряге! Где же ваша революционная жертвенность? А?! Вы, извините, с вашими призывами напоминаете мне небезызвестного Гапона…
«Крупская» с презрением смотрела на гражданина в лиловой куртке, вертя в руках мегафон.
— Граждане, у кого есть случайно с собой батарейки? — крикнул в толпу парень в джинсовых штанах.
Просьба его потонула в ропоте толпы — одни требовали ответа «Крупской» на инсинуации гражданина в лиловой куртке, другие подбодряли его, призывали ответить этой дамочке, что толкает народ на штыки своих же братьев…
— Дайте сказать Валентине Никодимовне! — кричал парень в джинсах, потеряв надежду раздобыть батарейку для мегафона.
Толпа чуть притихла.
— Я давно вас знаю, гражданин, — проговорила «Крупская» со всем презрением, на которое был способен ее хрипловатый голос, — я знаю вас всю свою сознательную жизнь революционера.
— Меня?! — удивился гражданин.
— Да, вас! Вы — равнодушный обыватель! И таких, как вы, здесь, на этой площади, сотни… Вы равнодушны к свободе!
— Ах вот что, — в голосе гражданина в лиловой куртке послышалось искреннее облегчение.
— Я, как поборник свободы, после нашей победы потребую лишения гражданских прав людей, подобных вам, для тех, кто равнодушен к свободе, для тех, кто думает только о своем благополучии. Гражданские права должны быть для тех, кто за них борется, кто жертвует ради них жизнью…
— Да ладно тебе! — взвизгнул гражданин в лиловой куртке. — Свобода, свобода… Ты на себя посмотри, тумба! Тебе бы хорошего мужика. Свобода, свобода… Тебя ж, наверно, никто никогда еще не трахал…
Все, что произошло в дальнейшем, слилось для Чингиза в одно короткое мгновение. Он видел, как парень в джинсах, разбежавшись, козлом боднул в живот гражданина в лиловой куртке. Тот завалился в сторону «Крупской», и революционерка в полном соответствии с законом уличных революционных сражений долбанула мегафоном по башке гражданина в лиловой куртке.
Толпа, взревев, полезла на цветник, дробясь соответственно на сторонников и противников ораторши.
Чингиз вскочил на ноги, в своем ярком пальто он был заметен на общем довольно сером фоне. Он попытался прорваться через толпу и вдруг почувствовал сильный толчок в грудь. Не удержавшись, Чингиз опрокинулся на спину и ударился затылком об угол каменного поребрика…
Он разлепил веки. Взгляд вобрал высокое окно. Подержав немного белые занавески, взгляд сполз вниз, переместился в сторону, на сидящего у кровати Васю Целлулоидова.
Чингиз слабо улыбнулся и повел головой. Боль секанула плечо и ухнула куда-то под лопатку, в спину. Чингиз поморщился и слабо застонал.
— От суки, от расписались на тебе, — прошептал Целлулоидов. — Ты помолчи, я говорить буду.
Чингиз сомкнул глаза в знак согласия.
— Утром позвонили, говорят, напарника вашего тормознули в больницу на Страстном бульваре. По визитке, дескать, определили, из какой гостиницы. Ну, я в штаны и в такси. Еще таксист, бля, попался из новичков, час крутил, не мог тот бульвар разыскать. Я чуть было его не порвал, суку… Ну вот он я, тут. Все, что надо, доставлю в лучшем виде… Доктор сказал, что могло быть хуже, могли тебе основание черепухи шибануть, если бы ниже приложился. А так ничего, оклемаешься. — Вася Целлулоидов сокрушенно хлопал себя по худым коленям. — И почему я тебя одного бросил, все утро казнюсь… За что ж они тебя так, гады? Ладно, ладно, молчу, потом расскажешь… Доктор сказал, что за недельку тебя соберет.
Целлулоидов жалостно глядел на бинты, между которыми мутнели глаза Чингиза, рот и кончик носа.
— Утку дать тебе? — Целлулоидов покосился на соседей по палате, застеснялся. — А то гляди, я могу подсунуть, сестричка проинструктировала. Если что — дай знак.
Целлулоидов умолк, не зная, что еще предложить своему шефу и благодетелю.
— А насчет «дипломата» не бойся. Сберегу пуще своего «ридикюля», — вспомнил Целлулоидов и по выражению глаз Чингиза понял, что попал в самую точку.
Сукин сын
Весть о том, что старик Левитан вернулся из Америки, разнеслась мгновенно. Старик гостил за океаном три месяца и точно в срок, оговоренный датой обратного билета, вернулся в свою квартиру на Петроградской стороне.