— Харакири себе сделал, ничего себе, японский кавказец. — Инга втянула ладонь Сулеймана в струю воды, что падала из крана в раковину.
— Убью его, убью, — Сулейман морщился, поворачивая ладонь под ледяной струей.
Садчиков шустро принес йод и бинт из автомобильной аптечки.
— Я тебе «убью», — Инга принялась обрабатывать ладонь йодом. — Хочешь меня вдовой сделать?
— Клянусь мамой… жгет, — пританцовывал Сулейман, шурша кожаной шкурой пальто. — Ай, не надо, горит, как огонь.
— Терпи, паразит… Попробуй тронь его. Всю вашу контору разнесу! Кстати, о каком контракте ты там болтал? Разве у нас был контракт? Ты предложил работу, я — согласилась. На словах. И все!
— Контракт-мантракт… Я его прикончу. Смеялся надо мной. Или пусть меня прикончит, скажи ему.
— Ладно, я передам. Пусть тебя прикончит — и дело с концом, — ответила Инга.
— Вот так, — Сулейман поносил Рафинада на своем языке — грубом, словно кора дерева, и выразительном, как гром…
Инга вернулась в кабинет.
Рафинад свдел за столом, сжав кулаками виски и опустив голову. Казалось, он дремлет. Кошка макала розовый язычок в пятно крови, поводя кончиком хвоста.
Инга топнула. Кошка скакнула под стол. Рафинад поднял голову. Его мальчишеское лицо улыбалось, отчего уши казались растопыренными и смешными.
— Он обещад тебя убить, — проговорила Инга.
— Обещанного три года ждут, — улыбался Рафинад.
— Он фанатик, он свое слово сдержит. Еще он сказал: если ты его не прикончишь, то за ним не задержится.
— И об этом вы там разговаривали? — спросил Рафинад.
— Это не пустяк. У Сулеймана под рукой много всякой шантрапы, может науськать, заплатить. Ты не в курсе их дел. Я повидала этих людей. Мы живем в Северной Сицилии, поверь.
— Ну и в компанию я попал, — усмехнулся Рафинад. — Мальчик из порядочной семьи…
— Настолько порядочной, что грозился вздуть женщину, — прервала Инга и села за свой стол.
— Вздуть женщину — истинно мужское занятие, определенное самой природой, — пытался пошутить Рафинад.
— Спасибо, присутствовал Сулейман, — не поддалась на шутку Инга. — Я бы вернула тебе это слово с лихвой. Не хотелось заводиться при посторонних. Ишь ты! Он собирается меня вздуть… Может быть, матери твоей это бы и не помешало, но мы с ней люди разные. Я эта самая… как по-вашему? Шикса! А она порядочная женщина… И вообще, ты мне мешаешь, у меня много работы, полдня ушло неизвестно на что.
Рафинад лениво поднялся. Казалось, он не торопится покинуть укромный кабинет, движения его были размеренные, неспешные, с ленцой… Снял с вешалки куртку, высматривая что-то в мудреном крое со множеством рифленых замочков на многочисленных карманах. Куртку ему подарила Инга.
— Куда ты поедешь после работы? К себе или ко мне? — спросил Рафинад.
— К тебе. У меня отключили горячую воду, ремонт. Хочу помыть голову… Зачем ты приехал на шоссе, так и не сказал.
Рафинад присел, накрыл курткой колени. Он смотрел, как Инга жестким веником сметает осколки рюмки в совок, разгоняя в плотном воздухе коньячный дух. Инга с вывертом, через плечо, оглядела Рафинада.
— Я получил сертификат новой партии товаров из Германии, — проговорил Рафинад. — Два контейнера с дамской верхней одеждой.
— И с этой вестью ты спешил сюда, на шоссе?
— Нет. Меня беспокоит поведение Чингиза. Да и Феликса… Каждый из них, мне кажется, приступает к какой-то своей игре. Феликса я еще как-то понимаю, затея с «Кроной-банком» смутила его покой. А вот с Чингизом…
— Что с Чингизом? — Инга оставила веник и выпрямилась.
— Понимаешь… Вольно или невольно он вяжет «Крону» с какой-то теневой фирмой. Или он имеет свой интерес, или не понимает, куда это может привести. И я очень обеспокоен, — Рафинад бросил куртку на соседний стул с намерением обстоятельно обсудить с Ингой ситуацию…
Из ванной комнаты пробивался ровный рокот — сильные водяные стрелы колошматили клеенку.
Бывшая солистка Ленконцерта Галина Пястная топталась по паркету коридора перед глухой дверью.
— Человек стоит под душем битый час. Кого можно мыть целый час? Слона?! Или она там стирает? — задыхалась от гнева Галина Олеговна.