Коммерсанты

— Простите! Ты имеешь в виду мою маму? — с подковыром вопросил Рафинад. — Так она, как тебе известно, как раз православная. Из Вологодской области, между прочим. И отец у нее был секретарем райкома и антисемит, только меня из всего отцовского рода и признавал. Так что мать у меня из чистых.

— Значит, объевреилась. Набралась от мужа своего, стоматолога, — Инга засмеялась. — И не смотри на меня, как баран на новые ворота. Ты еще не такое от меня услышишь, так что права Галина Олеговна — тебе еще надо крепко подумать.

— А если я тебя вздую пару раз — все станет на место, — с лукавой серьезностью произнес Рафинад.

— Что?! — Инга изумленно округлила глаза.

— Говорю: вздую тебя пару раз, и все станет на место… Мой папаша-стоматолог долгие годы смотрел в раскрытые рты своих пациентов и вовремя не обратил внимание на раскрытый рот дражайшей половины, — все так же ухмылялся Рафинад. — Теперь он стар и равнодушен. И наверняка о многом жалеет. Не хочу повторять его ошибок.

Инга молчала. Слова Рафинада, а главное, тон, каким они были сказаны, казалось, вдруг обесточили энергичную ее натуру: что еще может ляпнуть Рафаил, никак ей не привыкнуть к его поведению.

— У Рафика плохое настроение, — сказала Инга.

— Тебе Чингиз подножку подставил? — вдруг проговорил Сулейман, в упор взглянув на Рафинада. — Я тебе тогда сказал: Чингиз на что угодно пойдет. Я егб с детского сада знаю.

— Да, я помню, — кивнул Рафинад. — Ты ходил в группу для бедных детей, он для богатых…

— Не в этом дело, — отмахнулся Сулейман. — Когда мы играли во дворе, он забивал в альчики свинец, чтобы вставал, как у солдата. И замазывал свинец мелом для маскировки. Альчики, знаешь? Бараньи кости.

Рафинад нетерпеливо передернул плечами — не обсуждать же ему с Сулейманом свои заботы. Да и приехал он сюда, в магазин на Московском шоссе, в бодром расположении духа, без уныния. Настроение испортилось с появлением сутенера с крупными ослиными зубами…

После встречи на улице Трефолева, в квартире ласкового педика Саши, прошло много времени, и горечь от полученной тогда информации как-то растворилась в памяти Рафинада. И вдруг он появляется — живой свидетель, этот носатый сутенер — с подарками, с правами, закрепленными контрактом. Было от чего испортиться настроению. В конце концов Инга являлась для Сулеймана не статисткой-надомницей. Инга, можно сказать, исполняла обязанности инспектора отдела кадров — должность штучная, вполне достойная. А судя по голубой кофте с блестками, девочки-статистки были вполне довольны судьбой, которую определила для них кадровичка. Но все равно Рафинад ощущал сейчас сплошную мерзопакостность. Душа его не парила, как обычно в присутствии Инги, а кувыркалась и падала. О чем нельзя было сказать еще два часа назад, когда он затевал «деловую интрижку» с директором универсама в Купчине, выставленного на аукцион…